Патефон выскочил из-за угла как чёрт из табакерки.
— Заканчивайте там эту бадягу со сватовством без меня, — отдал я распоряжение на ходу. — Пусть папаша ей всё объяснит. И везите девчонку ко мне. Там заприте. И глаз не спускать!
— А ты куда? — не удержался он от вопроса.
— Коля, — резко затормозил я и развернулся. — Если бы я хотел, чтобы ты это знал, я бы тебе сказал. А раз я не сказал, то не надо спрашивать. Если что, я на связи.
Я едва хлопнул дверью кабинета, когда зазвонил телефон.
— Ну что там? — ответил я парню «в поле», что собирал инфу, которую иначе никак не добыть и присматривал за «объектами», в общем работал у меня оперативником. Звали его Шило. Над ним подшучивали: шило в жопе не утаишь. Очень активный был паренёк, с шилом в заднице. — Новости есть, Андрей?
— Хуёвые, Моцарт. Пучеглазый гандон Артур сперва зависал у бабы на хате. Ебал её там и в хвост и в гриву, два дня из дома не выходили. И лучше бы не выходили. Но он решил прокатить её на своей дорогой тачке с ветерком. В итоге устроил ДТП на трассе. На скорости больше двухсот километров влетел в попутную машину. Обе улетели с дороги, ещё и фура из-за них в кювет ушла. Чудом никто не погиб. «Скорые» только разъехались, говорят, состояния у всех стабильные.
Я выдохнул.
— Вы там были? Сняли?
— Неслись за ним. Приехали на место ДТП первыми.
— А что за баба?
— Какая-то модель. Прилетела неделю назад из Лондона. Познакомились в клубе. Судя по купленным билетам, ей через три дня обратно.
— Ясно, — кивнул я. — Держите меня в курсе.
Хм… Гандон он и есть гандон.
Я упёрся руками в подоконник, глядя на огни города на том берегу, злорадно усмехнулся и передразнил блеящим голоском: «Я люблю его. Возможно, это он сделает мне предложение». Ага, сделает. А потом догонит и ещё раз сделает.
И вот теперь я был зол. Вообще и особенно на всех этих мальчиков и девочек, что носятся на купленных на папины денежки Бентли и справляют совершеннолетия с размахом «Оскара».
Любит она его! Что бы ты знала о любви, деточка! Что бы ты знала!
Я ударил кулаком в стену, повернулся и… замер.
Это ещё что за хрень?
На рабочем столе белел на конверт.
В груди неприятно запекло от нехороших предчувствий.
Край плотной бумаги разорвался грубо и неровно. И сердце пропустило удар.
Распечатанная фотография. С того места, что я хотел забыть. Того человека, что снился мне в страшных снах. Человека, в смерти которого винили меня.
— Проклятье! — скомкал я лист.
Сраное дерьмо!
— Мне записи с камер, — звонил я на пост охраны. — Коридор второго этажа у моего кабинета. За последние сутки. Всех, кто уходил-приходил. Сейчас!
И рванул на секретный этаж.
Да, да, на секретный. Это с наружи фасад был сделан так, что, если считать по окнам — восемнадцать этажей. Три нижних, в отдельно стоящем здании буквой «П» — ресторан и офисы. В свечке небоскрёба, построенного внутри буквы «П» — всё остальное: бассейн, спортзал, гостиница, на верхнем этаже — смотровая площадка с баром, на крыше — вертолётная. Но на самом деле этажей было девятнадцать.
И на секретном этаже, заставленном серверами, и шла вся работа.
Всё, что я хотел знать или не хотел. Всё, на чём держался мой авторитет и бизнес.
Информация.
Да, в основном полученная незаконным путём. Ну а кто говорил, что это легко?
— Запустите поиск вот на это всё, — швырнул я на стол смятый лист и разорванный конверт. — Всё по сочетанию моего имени с любыми словами из этого дела. По аналогам, синонимам, интуитивным заменам.
— Когда не Моцарт, а Бетховен или Шопен? — уточнил Руслан, глава «технического отдела», расправляя лист.
— Особенно так, — кивнул я. — В общем, ты знаешь. Личную переписку, любые разговоры, и всё остальное. По всей базе, — сказал я с нажимом, имея в виду, что моя команда тоже туда входит. Вся.
— Я понял, шеф, — кивнул Руслан, рассматривая фотографию.
И я почти уже поднял задницу с его стола, когда пророс второй раз за сегодняшний день.
— Погоди-ка, — забрал я лист. Но вслух только выматерился.
Сука! Этой фотки нет в уголовном деле! Её сделали даже не менты. Но кто?
— Найди мне эту падлу хоть из-под земли, — я понизил голос. — Только очень тихо.
— Да, шеф, как всегда, — кивнул парень и забрал у меня бумагу, чтобы отсканировать.
Кто-то решил поднять дело — я посчитал в уме: мне было двадцать три, сейчас сорок — семнадцатилетней давности? Но зачем? Припугнуть? Надавить? Намекнуть на мои слабые места?
Но почему именно сейчас? Когда я и так собирался отходить от дел?