Мой отец, Грег Сойел, некогда богатый граф, теперь еле сводил концы с концами, тратя остатки своих сбережений. Всё из-за мерзкого лорда Логи, который пару лет назад, на открытии очередного сезона балов, обвёл вокруг пальца слегка перебравшего виски отца. Мерзкий денди не просто забрал наши земли и дома — он получил от отца расписку, в которой значилось, что мы будем продолжать вести хозяйство, но весь доход будет поступать ему. Мама тогда плакала неделю, ругала отца, говорила, что мы — нищие, и всё, что ждёт нашу семью, — это позор на всю оставшуюся жизнь, которая, может статься, тоже уже кому-нибудь проиграна. По сути, мы превратились в рабов.
Скандал был грандиозный. Мы боялись выходить из дома. Младшие братья укрылись в моей комнате на три дня. Я же почти не спала — наша софа, как оказалось, не очень удобна. Через неделю нас покинула вся прислуга, за исключением садовника, кухарки и её внука. Тогда я научилась самостоятельно вести хозяйство. Чуть позже от нас отвернулись соседи, а некогда близкие друзья перестали даже смотреть в нашу сторону.
Я научилась не плакать на людях. Затем пошли насмешки, и я научилась грубить в ответ. А когда на улице один мальчик посмеялся над моим братом — я научилась драться.
Да, последние два года выдались очень насыщенными. Сейчас же моя мать — Мелани Сойел — нашла, по её мнению, прекрасный способ вытащить нас из долгов.
— Сегодня мы произведём обручение, а уже через несколько лет можно будет сыграть свадьбу, — вовсю планировала моё будущее мама. — Лунгри — богатая и уважаемая семья. Ты обязана им понравиться. Никто не должен говорить, что семья Сойел плохо воспитала своих детей.
Я закатила глаза.
— Ты должна быть учтива, вежлива и мила. Улыбайся, но не смейся. Будь со всеми, но не слишком долго. Прояви почтительность к старшим, но не затрагивай их возраст. Прояви интерес к младшим, но не задирай их. И главное, родная, — я ждала этих слов, — притворись слепой, глухой и немой.
Её любимое правило, которое давалось мне очень тяжело. Мы давно смирились с тем, что вокруг все судачат о бедности самого уважаемого графа, умудрившегося проиграть всё своё состояние. Тем более свежие сплетни давно перекрыли некогда волнующую всех новость.
Но сегодня они вытащат на свет всё грязное бельё, добавят к нему новые истории, приправят очередными догадками — и всё лишь для одного: снова облить грязью всех членов моей семьи.
Даже это можно пережить. А вот то, что придётся дать слово и официально стать невестой Арата…
Я, конечно, не считаю себя сверхдобропорядочной и не являюсь приверженцем благородных нравов, заставляющих юных девушек идти на жертвы во избежание позора, лишь бы сдержать данное слово. Но подводить семью мне не позволит никто.
В былые времена всё было бы так: сначала мать прочла бы мне нравоучение, затем братья получили бы указание меня избить, ну и напоследок — отец добил бы топором в сарае. И где-то на кладбище появилась бы одна безымянная могила, а среди соседей — новая история.
Представляю этот сказ о том, как одна опозорившая семью девчонка сбежала с каким-нибудь любовником в далёкие края, где никто не знает о беде, которую нечестивая принесла в дом.
Сегодня же ситуация обстоит таким образом, что родители просто не пережили бы подобного.
Но, боюсь, с моим строптивым нравом от своенравного решения меня способна остановить только мысль о малышке Авроре. Всё, что я сделаю, ляжет бременем на неё, отрезая любую возможность счастливого замужества. А ведь её даже на свете не было, когда позор коснулся нашей семьи.
— Родная, поторопись.
Мама приспустила с плеч рукава и заправила платок, которым я пару минут назад прикрыла грудь. При этом продолжала нравоучения, пока мы спускались по широкой лестнице дома, который по документам давно принадлежит лорду Логи.
— Помни: слепая, глухая и немая. И, дорогая, ты должна ступать, как лебедь, — плавно, легко и изящно. Будто пёрышко летит по ветру. Прекрати уже полировать перила и не опускай голову.
Её замечания были уместны. Туфли, в которые каким-то немыслимым способом впихнули мои ноги, были на полтора размера меньше. Каждый шаг отдавался болью и мешал спокойно спускаться. А держать спину прямо и смотреть только вперёд — довольно сложно. Любое движение могло привести к фееричному полёту. Широкие перила, к сожалению, были одновременно единственным препятствием и подмогой. Но маму переспорить было невозможно.