— Мира! — кликнули из-за ограды.
Любава, дочь старосты. Скорее приятельница, чем подруга. Сблизила их не общность характеров или интересов, а статусность. Быть внучкой знахаря как-никак почётное дело. Став взрослой, с ровесниками Мирослава общаться не любила, даже с теми, с кем выросла. И не потому, что по малолетству иные из них обзывали её подкидышем, найдёнышем, а то и ведьминым отродьем (существовала байка, будто ведьмы выбрасывают в лес своих нагулянных от нечистой силы детей). Просто по наблюдениям девушки, взрослея, многие люди становятся лицемерами: говорят не то, что думают, и делают не то, что говорят.
— Слышала, к вам гость пожаловал, — Любава быстро дала понять, зачем пришла.
— Ну, есть такое, — Мира выпрямилась и оценивающе глянула на приятельницу.
Несмотря на ранний вечер, она уже была одета так, будто с гулянок пришла или на гулянки собирается: белоснежная расшитая жемчугом рубашка с широкими рукавами, собранными у запястья, поверх сарафан из голубого узорчатого шёлка, туго подпоясанный под грудью. Чёрные блестящие волосы заплетены в толстые косы и украшены цветными лентами.
— Каков он? — наклонилась над плетнём красавица.
Не любила Мира, когда лгут, а тут сама не удержалась — дала волю воображению да всё переиначила:
— Больной на голову. Бает, что император драконов. Невесту себе ищет.
— Император? В нашей-то глухомани? — хихикнула Любава. — А на лицо?
— Косой. Страшненький.
— А телом?
— Тощий. Невесть, в чём душа держится.
— У-у-у… — разочарованно протянула Любава. — Хотела на вечёрку его позвать. Да вижу, ловить тут нечего. Жаль. Сама приходи.
Мирослава знала, что приглашают её из одной только вежливости, и потому лишь плечами в ответ пожала.
— Кто это? — ахнула собеседница.
Мира проследила направление её взгляда и досадливо поморщилась: на крыльце стоял дракон, безмолвно опровергая данное ему описание. Чего в избе не сиделось?
— Тощий, говоришь? — сквозь обольстительную улыбку прошипела Любава.
— А разве толстый? — не сдавалась сказочница.
Роен действительно был скорее жилист, чем мускулист. В сравнении с деревенскими крепышами, он выглядел, как стальной клинок против деревянной дубинки. Слишком разные виды оружия, чтобы использовать их друг против друга, но в умелых руках оба смертельно опасные. Вот только мечом владеют благородные, а дубинкой машут люди попроще.
Дочь старосты приосанилась, от чего пышный бюст стал казаться ещё внушительнее, а шнуровка на горловине натянулась, обнажив белую кожу и тень от ложбинки между грудями. Рядом с Любавой Мирослава почувствовала себя угловатой девочкой-подростком, хотя обычно была довольна своими формами. Да, скромные, зато не мешают и обвиснут нескоро.
Между тем Любава присмотрелась к одеянию Роена, сообразила, что к чему, и томным голосом промурлыкала:
— Доброго вечера, господин. Какими судьбами в наши края завернули? А коль завернули, не желаете ли осмотреться? Места у нас живописные — могу показать. Меня Любавой зовут. Дочь старосты я.
Мира восхищённо присвистнула, чем немного смутила и рассердила хваткую девицу. Насупила она тёмные брови да глазами карими сверкнула: мол, иди отсюда, без тебя столкуемся.
— И тебе доброго здравия, красавица, — не менее велеречиво ответил рыжий. — Рад нашей встрече. Я — Радим. Покажи, коль не шутишь.
Последние слова прозвучали двусмысленно, но бойкую Любаву ничуть не смутили.
Проводив парочку взглядом, пока та не скрылась за косогором, Мирослава побежала в дом поговорить с дедом Власом без посторонних ушей и хвостов.
В приёмном зале на троне, подперев подбородок рукой и покусывая кончик мизинца, скучал молодой сероглазый блондин в простой тёмной одежде. Перед ним, словно в картинной галерее, на специальных подставках пестрели портреты потенциальных невест в двух ипостасях. Картины, большие и поменьше, в золочёных и деревянных рамах, занимали половину площади тронного зала, расположенные так, чтобы не загораживать одна другую.
Все претендентки, как на подбор, были прекрасны, не столько благодаря родителям и провидению, сколько вследствие угодливых стараний живописцев и личной прислуги, что одевала их и напомаживала. Впрочем, внешность тут не главное. Намалевать можно всё что угодно, как на холсте, так и на лице, изменить цвет волос, утянуть фигуру или наоборот добавить объём в нужных местах. Основной привлекательной чертой девушки при отборе становилось вовсе не её привлекательность, а клан и семья, к которым она принадлежит. Поэтому на указанные под портретом имена Вэлмарр смотрел с гораздо большим интересом, чем на лица.