- Нас учили беспрекословно подчиняться и быть верными барину и те, кто не мог усвоить этой истины, всегда страдали из-за собственной глупости и наивности! Вы наша хозяйка, а значит, мы будем подчиняться кому-то еще только, если вы нам это прикажите, сударыня!
Мне понравился его ответ, очень понравился, как и сам Демьян, хотя когда я встретила его в день своей свадьбы, он показался мне страшным и опасным человеком, и, наверное, он таковым и являлся, но не для меня.
- Демьян, понимаешь, я не могу доверять своим родственникам: никому из них, кроме своей младшей сестры! И тот врачеватель, что приходил с ними, тоже не вызывает у меня особого доверия, - начала объяснять ему. В общем–то, я понимала, что, скорее всего, обращаюсь не по адресу со своими просьбами, но этот мужчина и тут меня удивил.
- У нас на окраине деревни живет одна старуха. Она не имеет никаких образований и никогда не лечила господ, но все мы знаем, что если в доме какая беда - болезнь там или увечье какое, баба Феня всегда поможет.
- Баба Феня, значит!? – со вздохом переспросила я - не то чтобы я уж очень доверяла народной медицине, но все же это лучше, чем ничего, да и вряд ли отец успел бы добраться до этой крестьянки и замыслить с ней какой-нибудь заговор. – Приведите ее ко мне, хочу познакомиться с вашей целительницей! – с улыбкой проговорила я.
Через некоторое время передо мной предстала та самая баба Феня: на удивление маленькая старушка, она была почти в два раза ниже Демьяна. Целительнице уже наверняка минул седьмой, если не сказать восьмой десяток и голова ее давно побелела от седины: серебряные локоны были аккуратно заплетены в косу, узенький край которой выглядывал из-под белого платка. Я редко запоминаю внешность людей детально, так и здесь - больше всего мне запомнились ее глаза. Они не были блеклыми, как у большинства пожилых людей: глаза бабы Фени были чистыми, ярче, чем у моей сестры Алисы. Голубые глаза старушки смотрели на тебя с какой-то затаенной теплой улыбкой, даже если этой улыбки не было на ее губах.
- Здравствуй, хозяйка! – произнесла она таким же теплым и негромким голосом.
И без того сгорбленная годами, она вдруг низко склонилась передо мной, и я смутилась, покраснев.
- Какое уж тут здравие, - ворчливо произнесла в ответ.
Бабушка приблизилась к кровати и осторожно коснулась края моей повязки на ноге.
Я ожидала, что она захочет взглянуть на мои раны, но она лишь плавно провела по ноге рукой, словно видела сквозь белые ткани.
- Вы хотите снова ходить, не так ли? – спросила она, поднимая на меня свои глаза.
- Я хочу не просто ходить, я снова хочу танцевать, баба Феня! – честно призналась ей я.
- Танцевааать, - протяжно и задумчиво отозвалась она.
- Да! – заметно нервничая, отозвалась я.
- Вот если вы этого по-настоящему захотите, тогда обязательно сможете, только не скоро, хозяйка: придется набраться терпению, прикладывать немало усилий, и, возможно, вы будите сильно уставать и страдать от диких болей, прежде чем научитесь порхать, как раньше. Но вы молоды и способны это выдержать, если вам хватит на то духу.
- Хватит! Стерплю как-нибудь! Я настырная! – уверенно отозвалась я.
Не знаю, что со мной было, почему я настолько доверилась этой женщине и почему в моих мыслях и на секунду не промелькнуло сомнение в ее знаниях и способностях - я просто верила, что она сможет мне помочь, больше, чем кто-либо.
Баба Феня, испросив моего разрешения, присела на кровать и подолгу смотрела на мою шишку на затылке, вздыхая и охая, причитая о том, что я поступила не по-христиански и чуть не совершила страшный грех.
- Еще немного и вот эта шишка на голове могла бы стоить тебе жизни, девочка! – неодобрительно произнесла она, словно я была ее провинившейся внучкой, каковой я себя и ощущала, потому что мне вдруг стало стыдно за свою глупую попытку покончить с жизнью.
- Но ведь я все же выжила! – оправдывалась я.
- Выжила и проживешь еще долго-долго, уж я пригляжу за тобой, повременю с уходом в божий мир пока, - улыбнулась старушка, а потом принялась шепотом бормотать какую-то молитву, все так же мучая мою многострадальную голову.
- Да там уже и не болит ничего, бабушка! – попыталась высвободиться я.
- Не болит: такая хворь никогда не болит! Живет себе потихоньку, делает свое черное дело, разрастается, крепнет, а потом вспыхивает и умирает, только и человек вместе с ней умирает, деточка, но ничего! Хорошо, что ты за мной послала, не побоялась ничего! Уж я с ней справлюсь! – она убрала ладонь с моей головы и поднялась с постели.