- И не оставлю ни одного живого места на теле твоей горячо любимой сестрицы! – закончил свою фразу он.
Сердце в груди сжалось, я вздернула подбородок и опалила его яростным взглядом, который встретился с его насмешливым и бездушным. Я знала, он так и сделает: накажет ее вместо меня, потому что только так ему удавалось добраться до моего сердце и ранить меня, заставить ненавидеть не только его, но и себя саму.
Лиса боялась боли, боялась крови, боялась одного вида отцовского ремня. Она не умела выносить это и, если он наказывал ее, истошные и жалобные крики разносились по всей усадьбе, заставляя меня биться головой о стенку и затыкать уши от бессилия, потому что будучи запертой в собственно спальне я ничем не могла ей помочь и не могла остановить его.
Он нечасто это делал, только тогда когда считал, что я заслуживаю особого наказания, но она помнила эту боль подолгу: месяцами, а то и годами, хотя ее спину он еще не украсил такими шрамами как мою.
- Не надо трогать ее, она никогда не перечила вашей воле, отец! И я… тоже больше не стану! – сказала ему то, что он так хотел услышать. Изо всех сил старалась не показать как страшно мне от одной мысли, что он может так поступить с ней снова.
Вырвалась из мрачных воспоминаний и посмотрела на свою притихшую сестренку, конечно, об угрозах отца я ей ничего не говорила, она итак боялась его до смерти.
- Поедем на бал! – спокойно ответила я и направилась к выходу.
- Но как же я … если он отдаст тебя кому-нибудь, - голосом полным ужаса прошептала Алиса.
А я застыла на месте, не в силах даже повернуться к ней лицом, кусая губы – а я не знала, что делать тогда, не знала, как оставлю ее один на один с холодной и чужой женщиной и человеком, которого принято называть «папенькой».
- Этого не случится, я что-нибудь придумаю, ясно? Я не брошу тебя, Лисенок! – порывисто развернувшись и ухватив сестру за плечики, заглядывая ей в глаза, заставляя поверить в каждое слово.
«А как я это сделаю?» - голова заболела от расстройства.
Через полчаса нас позвали за стол ужинать.
В столовой как обычно стояла гробовая тишина.
Отец сидел во главе семейства, Милена по правую руку от него, оба молчаливые и совершенно спокойные. Алиса и я усаживались рядом, но в нашем молчании всегда было тяжелое давящее напряжение, боязнь совершить одно неверное движение и разозлить отца.
- В среду мы едем на бал! – объявил он, когда слуги принесли чай.
- Это просто замечательно! – с сарказмом заметила я.
Отец нехорошо свел брови, придирчиво изучая мое лицо.
- Завтра поедешь с матерью выбирать себе новое платье, ты должна выглядеть идеально! – сурово произнес он.
- Она нам не мать! – твердо ответила ему и прежде,чем отец ответил бы, продолжила. – Но я, конечно, поеду в город и выберу все необходимое, чтобы соответствовать своему статусу, отец! А что насчет моей прически? – снова примешав иронию в голос и тряхнув короткими прядями, выбившимися из скудно пучка на затылке, произнесла я.
Глаза главы семейства потемнели от злости, он сжал руки в кулаки, словно был готов в любую минуту сорваться с места и схватить старшую дочь за горло.
- Мы обязательно что-нибудь придумаем! Служанка Матильды, Вита, способно сотворить красавицу даже из настоящей уродины! – вставила свое предложение Милена, со снисхождением глядя на свою падчерицу.
Отец разжал кулаки и взгляд его несколько прояснился.
- Хорошая идея, так и поступим, дорогая!
Я уткнулась в чашку с зеленым чаем и не поднимала глаз, зная, сколько ненависти они могут в них сейчас разглядеть.
Милена презирала меня также сильно, как и я ее! Она никогда не заменит нам мать и еще она завидовала мне, я это знала, видела в каждом взгляде: завидовала моей молодости и красоте. Сама она уже имела седины на голове, на лице ее появлялись морщинки, волосы были тусклыми и редкими, она была ниже меня почти на полголовы и была слишком худа, потому что все время мучила себя диетами.
Я же, как и Алиса, унаследовала мамину красоту ее утонченные черты лица, ее фигуру с плавными женственными изгибами, у меня были большие выразительные глаза, густые ресницы и темные брови, чистая бархатистая кожа и здоровый румянец на щеках. Мужчины смотрели на меня, как собаки на аппетитную кость, - это правда, но я скорее согласилась бы стать уродиной, чем быть объектом вожделения.
«Что ж, видимо, мне в самом деле придется поехать на этот чертов бал!» - бросила беглый взгляд на Алиску, которая совсем побледнела: наверное, мысленно она уже прощалась со мной.
Тонкие девичьи ручки не удержали чашку, она слишком сильно нервничала в присутствии этих двоих. Фарфоровая чашка из любимого сервиза Милены полетела на пол и звонко разбилась, Алиса вскрикнула, зажмурилась и вжала голову в плечи.