Он сразу обратил внимание на мою хромоту и ужасно удивился, узнав, что я намерена обучаться бальным танцам, стал интересоваться причиной моего недуга и заставил меня станцевать с ним.
Это был первый раз, когда я старалась вспомнить все полученные ранее уроки и показать себя во всей красе, и это было ужасно мучительно для меня и больно, и все же по окончании танца я заслужила снисходительную и ободряющую улыбку, но ничего более.
Я расстроилась так, что решила забросить эту глупую затею, а потом через два дня он явился к нам в имение и объявил о своем согласии обучать меня, предупредив, однако, что не намерен делать никаких поблажек для своей новой ученицы.
С тех пор он стал моим мучителем, инквизитором, три раза в неделю доводя свою жертву до почти бесчувственного состояния, так что оставшиеся четыре дня я буквально приходила в себя.
- Да что же это такое! Я решительно отказываюсь продолжать этот фарс и дальше! – по-французски возмущался Франсуа Миссерж, когда я в пятый раз наступила ему на ноги.
- Простите, - робко отозвалась я, покраснев до кончиков ушей.
Француз тяжело вздохнул и посмотрел на меня крайне неодобрительно.
- Вам следует найти способ снимать это напряжение и страх! Вы словно боитесь меня! – глядя в глаза, произнес мужчина.
Я молчаливо рассматривала его лицо. Он разительно отличался от Пэтра, которого нанимал для нас отец. Был выше меня на голову, имел идеальную осанку, его темные волосы были длиной до плеч и всегда аккуратно причесаны и подвязаны, тонкие и правильные черты лица выдавали в нем не только человека высокомерного и надменного, но еще и умного и способного искренне улыбаться своему собеседнику, что, признаться, было в свете большой редкостью. Он был красивым мужчиной и наверняка привлекал внимание женщин, тем более что к тридцати годам Миссерж так и не обзавелся семьей. А еще он не только всегда соблюдал все тонкости этикета, но и не забывал указывать мне на мое невежество, если я вдруг вела себя слишком грубо или бесцеремонно для молодой аристократки.
Француз ошибался, я не боялась его! Просто за годы, проведенные рядом с отцом и его избранницей, я не привыкла расслабляться и доверять партнеру в танце, привыкла оценивать всех критически и видеть потенциальную угрозу.
Глубоко вздохнув, я почему-то закрыла глаза и медленно выдохнула.
- Давайте продолжим урок, Француа! – вполголоса ответила ему.
Мужчина снова положил руку на мою талию, коснулся пальцами правой руки моей ладони и уверенно повел в танце.
Мысленно я уже не было рядом с ним, мой воображаемый партнер был еще выше и значительно крупнее Француа, его серо-голубые глаза не позволяли мне отвести взгляд и оступиться.
«Расслабьтесь, Риана, это совсем несложно, просто слушайте музыку и ни о чем больше не думайте», - произнес этот другой, далекий и чужой для меня мужчин. Он скупо улыбнулся мне, сжимая мои пальцы в своей широкой и горячей ладони.
Этот призрак из прошлого все еще приходил ко мне во снах, однако теперь, когда я вновь стала ходить и даже начала заниматься, я встречала его намного реже.
- Не знаю, как именно вам это удалось, Риана, но результат на лицо! Вы только что были почти безупречны, - одобрительно произнес француз. – Если и впредь будете так стараться, то вскоре перестанете нуждаться в моих услугах!
- Даже не надейтесь на это, Миссерж! – возмутилась я. – Я намерена освоить все, что вам известно о бальных танцах?!
- В таком случае, приготовьтесь к тому, что я буду еще более безжалостен к вам, чем прежде! – явно предвкушая настоящее «веселье», сообщил мне француз.
С Алисой он был совершенно другим человеком: мы сразу условились, что она мне нужна в качестве моральной поддержки и что на нее давить всячески воспрещается. Так что он был снисходителен, мил и любезен в обращении с ней и совершенно бессердечен в отношении меня.
Многие считали это моей блажью и не понимали, почему я позволяю так себя изнурять. И только мой Лисенок понимала, что я прежде всего делаю это для себя, для того чтобы доказать себе, что могу это сделать, могу стереть из своей жизни все то плохое, что привнес в нее мой отец и еще я оставалась примером для своей сестры, а это было важно.
Мое сердце рвалось к бальной комнате, даже зная заранее, что будет тяжело: оно хотело биться в удивительном ритме загадочных не то плавных, не то динамичных движений и, я думаю, именно это увидел тогда в моих глазах Миссерж и именно поэтому пришел в мой дом.