Он обнял ее так, как будто искал в ее объятиях спасение от смерти в холодной пучине безумия.
- Я не знаю, что со мной. Происходит что-то неладное. Мне кажется, я теряю рассудок. Не уходи, пожалуйста, умоляю…
Их тела соединились тут же, на ковре в коридоре, и тени от канделябров играли с их тенями и заплетались в один замысловатый узел. Мужчины с портретов ханжески отводили свои удлиненные лошадиные лица, женщины закрывались раскрашенными веерами и осуждающе перешептывались, и этот шепот летел по коридору, вплетаясь в невесомый сквозняк.
Они любили друг друга так, как будто времени оставалось меньше, чем у приговоренного, на которого уже падает, разгоняясь от земного притяжения, нож гильотины. Они любили друг друга, забыв о пустоте огромного старинного дома, принявшего их в эту ночь. И он был честен с ней, как только может быть честен мужчина, желающий подарить удовольствие и сам находящий в этом радость. Но когда он откинулся в изнеможении на ковер рядом с ней и повернул голову к женщине, еще секунду назад бывшей его частью, он не увидел ничего, кроме примятого ворса ковра…
… - Ты ничего, ничего не cможешь сделать, - злорадно прошептала мне она, коснувшись пальчиком незримой глади, которая отделяла их мир от моего.
Гладь заволновалась и завибрировала, рождая звон. Она нарочито медленно водила пальчиком по кругу, и скрип о запотевшее стекло царапал мне душу. Она наслаждалась моей беспомощностью, а потом вдруг с веселым смешком раздвинула эту гладь и шагнула на край ванны, а затем на пол.
И я с отчаяньем смотрела ей вслед, глядя, как мокрые босые ноги оставляют преступные следы на темной плитке. Следы появлялись и тут же таяли, как будто она шла по воде.
Он был в спальне и натягивал на себя рубашку, когда она вошла, крадучись, как хищник в ночи, и подошла к нему.
- Я не понимаю, зачем эти игры? – сердито спросил он, застегивая пуговицу у ворота. – Зачем ты все время убегаешь от меня? И куда исчезаешь?
- Может быть, потому что я кошка? Мяу! - и она игриво пробежала ноготками по его спине. - Я маленькая игривая кошечка, и сейчас я хочу поиграть со своим котиком. Ну же, мур-мур-мур.
Она потерлась щекой о его сердитую спину в рубашке. Потом продела руки под рубашку и стала гладить его по животу, покрытому мелким пушком. Опуская руки все ниже и ниже…
- Ну же, я еще не наигралась. Котик-котик, повернись ко мне, - она почувствовала по его напрягшимся плечам и по затвердевшему животу, что желание снова охватило его.
Через секунду они уже покатились, обнявшись, на кровать. Она вдруг начала царапать его ногтями, как настоящая кошка, и громко животно стонать. Ее крики достигли даже ванной, пройдя через непреодолимую для меня преграду…
- Что ты делаешь?! Мне больно!
Он недовольно отстранился от нее, поводя израненным плечом. Она смотрела на него, и в ее мерцающих зрачках было затаенное упоение жестокостью, какая-то звериная радость.
Тогда он вскочил на ноги и снова стал торопливо одеваться, чувствуя, как холодная ткань касается ран на теле. Одеваться, глядя на нее в недоумении и даже испуге. Она медленно поднялась с постели и шагнула в его сторону.
- Не подходи ко мне!
Уже не стыдясь своего страха, он выбежал из спальни и захлопнул за собой дверь. И тут же услышал, как ее тело тяжело ударилось о дверь изнутри. Он держал за ручку, не давая ей выйти. Ручка дергалась, но постепенно рывки становились все тише и тише, пока не прекратилась окончательно.
Тогда он осторожно открыл дверь. Спальня была пуста. Он оглядел комнату, даже подергал решетку на окне, но никого не нашел…
…Когда она собралась шагнуть в мой мир, в тот мир, что они отняли у меня, я собрала всю свою силу и неимоверным усилием воли заставила себя слегка пошевелиться. Мне показалась, что весь их мир должен был содрогнуться и заколыхаться от этого моего неуловимого движения.
Но она ничего не заметила, поправляя бретельку, которая грозила соскользнуть с ее золотистого плеча. Мелодичный звон, предвестник разверзающейся прорехи из одного мира в другой, зазвучал громче. Напрягшись, я сбросила с себя сонное оцепенение, паралич, в который меня вогнали эти создания. Последним отчаянным рывком я кинулась вперед и, оттолкнув ее, вогнала свое тело в открывающийся проход.
Он выпустил меня наружу, обдав холодом. В ушах зазвенели разноголосые крики. Это опомнились зазеркальные стервы, когда они увидели, что их жертва выбралась из ловушки. Сотни обнаженных рук потянулись ко мне из потустороннего мира. Сотни остро отточенных коготков ткнулись в обычно безмятежную гладь зеркала, и она вся вспучилась и запузырилась от устремившихся ко мне врагов. Но они опоздали буквально на сотую долю секунды. Я схватила малахитовую мыльницу, стоящую на раковине, и обрушила ее удар на хрупкую грань между мирами.