— Если это моя судьба, я принимаю её, — молвила она после вздоха, походившего на всхлип. Однако, вновь подняв кроткий взгляд, продолжила: — Но, мой король, ты самый достойнейший мужчина, которого я видела в своей жизни, позволь мне до самой смерти служить тебе. Позволь мне иногда смотреть в твою сторону. Прости за это дерзкое желание, но ты так прекрасен… Позволь мечтать о прикосновении к твоей коже. Пожалуйста, это всё о чём я прошу, мой король, это всё, чего я хочу! Я умру счастливой, если позволишь, пожалуйста!
Поражённый ещё одной осмысленной чередой слов, слетевшей с уст пленницы, тролль увидел в её глазах слёзы. Он дал свой ответ:
— Позволяю.
7
Она добилась своего, король троллей ей поверил, а сама Тери из голой пленницы в клетке превратилась в пленницу одетую. Вот только обещая служить монстру Терисия не совсем понимала, что стоит за этим вот «служить». Поглощая провизию из очередного мешка в отсутствие хозяина комнаты, девушка думала-гадала, как бы ей сблизиться с чудовищем, прислуживая ему. Да и как прислуживать-то?
В голову могла прийти только банальная уборка в комнате. Пусть вряд ли троллю это нужно, ведь по наблюдениям девушки, тролль тот ещё грязнуля. Нет, грубее — свинья. Но вдруг и эта свинья где-то в глубине своего сердца тянется к свету, чистоте, праведности; тянется, даже не осознавая этого.
Тролль вернулся в комнату раньше обычного. Подойдя ближе к клетке, он довольно хмыкнул на пустой мешок, привычным жестом отпёр клетку, чтобы девчонка могла сходить по своим делам. Собирался уже рухнуть на кровать, как Терисия окликнула:
— Милый король мой! У меня к тебе просьба.
Монстр посмотрел на неё серьёзным взглядом из-под нахмуренных бровей.
— Мне нужен чан с водой, можно не большой, — залепетала девушка, аккуратно выходя из клетки, — ну и какие-нибудь старые тряпки, которые совсем не жалко.
— Зачем?
— Мой повелитель, я же говорила — хочу служить тебе. И поэтому хочу навести чистоту в твоих покоях! — Тери даже легонько приподнялась на носочках, сияла искренней улыбкой. — Я к работе привычная, король. Люблю всё чистить, драить — хлебом не корми как люблю. — Замешательство на лице чудовища девушка готова была посчитать за преддверие отказа. Поэтому поспешила отказаться от своего желания первая: — Но я буду убираться только в том случае, если мой повелитель любит чистоту. Если же нет, о, я не буду настаивать, клянусь!
Тролль смерил пленницу скептическим и усталым взглядом. Наверняка в этом есть какая-то людская хитрость, но он сейчас не мог понять, в чём именно она заключается. Зачем ей эта уборка сдалась? И понял, как ему показалось:
— Уж не хочешь ли обдурить меня, девка?
Глаза пленницы испуганно округлились:
— Да как же? — молвила дрожащими губами. — Как я, человеческая дурнушка, могу обмануть самого короля троллей?
— Ну, уборкой ты можешь попробовать согнать свой жир.
Монстр бесцеремонно уставился на фигуру под великоватым платьем. Тери захотелось спрятаться от этих холодных и бесчувственных глаз обратно в клетку, да только и там от наблюдения хозяина комнаты не укрыться.
— У меня и в мыслях не было этого, — обиженно сказала пленница, — я не хочу нарушать твои планы. И помню, зачем ты меня держишь здесь. — Девушка замолчала и тяжело вздохнула. — Раз уж это последние дни моей жалкой жизни, я хочу быть полезной. Хочу жить в чистоте и не дышать пылью. Да и к тому же — Терисия усилием воли подавила в себе улыбку, чтобы следующая фраза звучала серьёзно, — даже свиней на откармливании выпускают гулять на улицу, разве нет? Небольшая подвижность тела только на пользу аппетиту. И жирели они быстрее.
— А у тебя проблемы с аппетитом? — Раз насмешку в голосе тролль сдерживать не стал, то улыбаться стала и сама девушка.
— Нет, что ты! Сам видишь, съедаю всё, что ты мне приносишь. Как бездонная бочка становлюсь: чем больше ем, тем больше хочется. Ужас!
— Так ты такая ненасытная, оказывается! — улыбался король.
— Оказывается! Явно не этого ты ждал, когда садил меня в клетку, что на меня одну будет работать вся кухня!
Тролль искренне рассмеялся, хватаясь рукой за изножье кровати. Не без удовольствия Тери отметила, что складка между нахмуренными бровями короля разгладилась. А сама пленница куда меньше боялась его в таком шутливом состоянии, чему сама же удивлялась.