Еще вчера вечером Бренна лежала с открытыми глазами, слушая странные звуки чужой, нормандской речи и выжидая, когда Йоранд придет к ней под навес. Когда он пришел, то очень осторожно устроился рядом, не коснувшись ее ни волоском. Так Бренна лишилась тайной радости отказать ему, если бы он начал ласкать ее.
Однако какая-то часть ее сердца предательски требовала близости с ним. Бренна знала, что если Йоранд будет столь же нежен и ласков, как раньше, против нее сговорятся ее собственные чувства.
«Какая бесхребетность», – ругала себя Бренна, проникаясь ненавистью к самой себе.
Они шли по дорожке, и перед ее взглядом постепенно открывался город. Прямоугольные дома теснились друг к другу, между ними – узкие прямые улицы. По бокам улиц стояли деревянные щиты, отделявшие канавы от центральной части. У каждого дома был собственный сад, огороженный забором. Ветки деревьев ломились от фруктов.
Они прошли мимо мастерской кузнеца, где под навесом загорелые норвежцы раздували непокорное пламя цвета янтаря. Картина, знакомая ей по Ирландии. Местный рынок бил той же энергией, как и ярмарка близ Донегола. Однако товары предлагались более экзотические. Бренна неожиданно увидела в одной из лавок ткань, которая мерцала подобно воде, и поняла, что это и есть тот шелк, о котором ей рассказывал Йоранд.
«Ваша кожа нежна, как шелк», – вспомнилось ей.
Бренна вновь услышала эти слова, как будто их произнесли откуда-то сверху. Она вспомнила, как соприкасались их тела, а вокруг ласково играли волны. Вспомнила любовные забавы, от которых у нее останавливалось сердце. Она искоса посмотрела на Йоранда, чтобы понять, не вспоминает ли он нечто подобное при виде шелка. Но он смотрел вперед с каменным выражением лица.
Бренна внутренне содрогнулась. Теперь в этом человеке никакой нежности не было. Она заставила себя вновь невозмутимо разглядывать, что продают торговцы в лавках.
А продавались там тяжелые котелки как будто бы из камня, изящные шнурки, украшенные узорами рожки для питья и, конечно же, бесчисленные бочонки пива Странные специи заполняли ароматами воздух и щекотали нос. К этим запахам примешивался приятно-знакомый запах от пивоварни, а также менее приятные запахи от навозных куч, которые располагались неподалеку.
– Я узнал кое-что новое, что вам было бы интересно, – сказал Йоранд.
– Здесь Колгрим? – с надеждой спросила Бренна. Она так надеялась на то, что их пребывание в этом норвежском аду окажется недолгим.
– Нет, он ушел на север и будет через неделю, – ответил Йоранд, приветственно кивая кому-то. – Вашу рукопись по просьбе Колгрима хранит Торкилл. Но лишь на время, пока он в плавании.
– Тогда мы можем поговорить с вашим… тестем и попросить его возвратить ее, – сказала девушка, не веря своему счастью.
– Я уже пытался. Торкилл ничем не может вам помочь. Этот Кодекс принадлежит Колгриму, и отдать его может только он сам. Но есть и иной путь.
Бренна с надеждой посмотрела на Йоранда. Его взгляд выражал твердость, которой она прежде никогда не видела.
– Знаете ли, – продолжил Йоранд, – мы с Колгримом в то последнее плавание повздорили. Именно из-за него я оказался в море, а затем и на вашем берегу. Так что у меня есть законное основание вызвать его на смертный поединок.
Бренне так хотелось напомнить ему про свою сестру. Слова уже вертелись на языке, но девушка не решилась высказать их. Однако нормандец каким-то образом понял ее мысли.
– Я не забыл про то, что Колгрим сделал с вашей сестрой, – сказал он. – Однако здесь это не может стать несомой причиной вызова на поединок. Если я хочу вернуть Кодекс, нужно действовать по закону.
– Для беспринципных воров вы слишком много внимания уделяете закону, – сказала Бренна.
Было видно, что это оскорбление обидело его, но он ответил ровным голосом:
– Что бы вы там ни думали про нас, мы люди закона. А если некоторые законы кажутся вам странными, то я могу сказать то же самое про ваши ирландские законы.
Бренна почувствовала на себе чужие взгляды словно тысячи иголок, вонзившихся в затылок. Она натянула капюшон плаща, надеясь защититься от них. Гомон норвежцев вокруг напомнил ей гоготание стаи гусей. У нее возник новый вопрос, волновавший ее.
– Все, что я слышу, – это норвежская речь. Как получилось, что вы один говорите по-ирландски?
– Это довольно долгая история, – невесело ответил Йоранд. – Когда Торкилл пять лет назад ввел шестьдесят кораблей в устье реки Лиффи, он хотел всего лишь переждать здесь одну зиму, планируя затем, по весне, начинать набеги и искать новые места. Тогда ему не потребовалось бы для этого пересекать море. Но как только он начал обживать эту землю, его планы изменились.