Священникъ и докторъ посмотрѣли другъ на друга, и лицо доктора вытянулось.
— Да, — сказалъ мистеръ Бонтингъ, а нимъ повторилъ и докторъ. Тутъ давленіе на шеяхъ ослабѣло, докторъ и священникъ выпрямились, оба очень красные, и стали вертѣть головами.
— Пожалуйста, не сходите съ мѣста, — сказалъ Невидимый, — вотъ кочерга. Видите? Когда я вошелъ въ комнату, — продолжалъ онъ, поочередно подставляя кочергу къ кончику носа обоихъ гостей, — я не ожидалъ, что кого-нибудь въ ней застану, а ожидалъ, что найду, кромѣ томовъ моего дневника, еще пару платья. Гдѣ оно? Нѣтъ, не вставаніе; самъ вижу, что оно исчезло. Хотя теперь, пока, днемъ еще такъ тепло, что невидимый человѣкъ можетъ бѣгать и нагишомъ, но по вечерамъ холодно. Мнѣ нужно платье и другія вещи. Эти три книги мнѣ нужны также.
ХІІ
Невидимый выходитъ изъ терпѣнія
Въ этомъ пунктѣ разсказъ долженъ быть прерванъ снова по одной весьма печальной причинѣ, которая скоро обнаружится. Пока все выше описанное происходило въ гостиной, и пока мистеръ Гокстеръ наблюдалъ за мистеромъ Марвелемъ, курившимъ у воротъ, всего за какіе-нибудь двѣнадцать ярдовъ мистеръ Голль и Тедди Генфрей въ смутномъ недоумѣніи обсуждали айпингскую злобу дня.
Вдругъ по двери гостиной что-то громко стукнуло, раздался пронзительный крикъ, и все смолкло.
— Гей! — крикнулъ Тедди Генфрей.
— Ге-ей! — донеслось изъ пивной.
Мистеръ Галль усваивалъ вещи медленно, но вѣрно.
— Что-то неладно, — сказалъ онъ и, выйдя изъ-за прилавка, направился къ двери гостиной.
Онъ и Тедди вмѣстѣ подошли къ двери съ напряженнымъ вниманіемъ на лицахъ. Глаза ихъ соображали.
— Не ладно что-нибудь, — повторилъ Галль, и Генфрей кивнуть въ знакъ согласія.
На и ихъ пахнуло непріятнымъ аптечнымъ запахомъ. Глухо доносился говоръ, очень быстрый и тихій.
— У васъ тамъ все благополучно? — спросилъ Галль, постучавшись.
Тихій говоръ внезапно смолкъ; послѣдовало минутное молчаніе, потомъ опять говоръ, свистящимъ шепотомъ, потомъ пронзительный крикъ; «Нѣтъ нѣтъ, ни за что!» И вдругъ поднялась какая-то возня, упалъ стулъ, произошла какъ бы краткая борьба, — и опять молчаніе.
— Кой чортъ! — воскликнулъ вполголоса Галль.
— Все ли у васъ благополучно? — громко повторилъ онъ.
Ему отмѣчалъ голосъ викарія, странно прерывистой интонаціей.
— Со-вер-ше-енно… Пожалуйста, не прерывайте.
— Странно! — сказалъ мистеръ Генфрей.
— Странно! — сказалъ мистеръ Галль.
— Говорятъ: «Не прерывайте!», — сказалъ Генфрей.
— Слышалъ, — сказалъ Галль.
— И кто-то фыркнулъ, — прибавилъ Генфрей.
Они продолжали прислушиваться. Разговоръ продолжался вполголоса и очень быстро.
— Не могу! — вдругъ сказалъ мистеръ Бонтингъ, возвышая голосъ. Говорю вамъ, сэръ, не могу и не стану.
— Что это было? — спросилъ Генфрей
— Говоритъ: «Не стану», — сказать Галль. Намъ, что ли, это онъ?
— Гнусно! — проговорилъ изнутри мистеръ Бонтингъ.
— «Гнусно», — повторялъ мистеръ Генфрей, — я слышалъ своими ушами.
— Кто жъ это теперь говорить?
— Должно, мистеръ Коссъ. Вы разбираете что-нибудь?
Молчаніе. Звуки изнутри неопредѣленные и непонятные.
— Словно бросаютъ по комнатѣ скатерть, — сказалъ Галль.
За прилавкомъ появилась мистрессъ Галль. Галль началъ дѣлать ей знаки молчанія и приглашенія. Это возбудило супружескую оппозицію мистрессъ Галль.
— Чего это ты тамъ подслушиваешь, Галль? — спросила она. Неужто тебѣ больше нечего дѣлать? Это нынче-то в самое горячее время?
Галль попытался все объяснить гримасами и мимикой, но мистрессъ Галль стояла на своемъ. Она возвысила голосъ. Тутъ и Гемфрей и Галль, оба довольно смущенные, сильно жестикулируя, прокрались на цыпочкахъ назадъ къ прилавку, чтобы объяснить ей, въ чемъ дѣло.
Сначала она отказалась видѣть что-либо особенное въ томъ, что они ей передали, потомъ потребовала, чтобы Галль молчалъ, а всю исторію разсказалъ ей Гемфрей. Произшествіе она склонна была считать сущимъ вздоромъ: можетъ быть, просто передвигали мебель.
— Я слышалъ: «Гнусно», право, слышалъ, — сказалъ Галль.
— И я слышалъ, мистрессъ Галль, — сказалъ Гемфрей.
— Чего доброго… — начала мистрессъ Гилль.
— Тсс! — прервалъ Тедди Генфрей. Никакъ это окно?
— Какое окно?
— Окно въ гостиную.
Всѣ трое стояли напряженно прислушивались. Глаза мистрессъ Галль, устремленные прямо впередъ, видѣли и не видѣли длинный свѣтлый четыреугольникъ трактирной двери, ослѣпительную бѣлую дорогу и фасадъ Гокстеровой лавочки, пёкшейся на іюньскомъ солнцѣ. Вдругъ дверь Гокстера отворилась, и показался самъ Гокстеръ, съ выпученными отъ волненія глазами и сильно жестикулировавшій.