Врач-онколог (онкология — наука о злокачественных опухолях) вынужден держаться на лезвии бритвы, потому что ему приходится облучать больного такими дозами, которые, с одной стороны, безусловно вредны для пациента, а с другой — заведомо не убивают все раковые клетки. Приходится идти на хитрости, например облучать несколько раз. Больной оправился от первого облучения, можно добивать злокачественные клетки. Или организовать лечение таким образом, чтобы раковым клеткам досталось побольше, а здоровым — поменьше. Для этого, например, можно крутить источник излучения вокруг больного так, чтобы луч все время был направлен на опухоль. В результате она облучается непрерывно, а здоровые ткани попеременно. А можно подобрать такую жесткость лучей, что они сконцентрируют максимум своей энергии на вполне определенной глубине.
Но всего этого мало. Вот если бы удалось увеличить терапевтический индекс: сделать раковые клетки более чувствительными к лучам или нормальные — менее чувствительными! Это как раз та область, где люди постоянно (и совершенно сознательно!) облучаются довольно высокими дозами радиации.
Значит, необходимо, не обязательно на случай атомной войны, но и ради самых мирных дел научиться уменьшать вред, наносимый злыми лучами, не только с помощью бетонных стен, свинцовых стекол и предельно допустимых норм. Научиться делать это и когда человек получает дозу, которая способна нанести вред.
Но возможно ли это?
Когда человека облучают, он ничего не чувствует. Но спустя некоторое время начинаются неприятности, у разных людей по-разному выраженные: общее недомогание, тошнота, рвота, кишечные расстройства… Врач обнаруживает нарушения водно-солевого равновесия, падение числа лейкоцитов, повышение содержания сахара в крови…
Кто-то из немецких врачей-рентгенологов, видимо вспомнив, как у него после очень приятно проведенного вечера наутро трещала голова, дал этому состоянию довольно хлесткое название: «рентгенкатер», в буквальном переводе — «рентгеновское похмелье». В других языках этот термин не привился. По-русски болезненные симптомы, наступающие через некоторое время после облучения, чаще всего называют общей реакцией.
В общей реакции нет ничего хорошего. Она ухудшает самочувствие больного, мешает дальнейшему проведению лечения. Пытались ли лечить общую реакцию? Конечно. Находили ли эффективные средства? О да.
Однажды я заинтересовался, какие средства рекомендовались для лечения лучевого «похмелья». Взял полтора десятка карточек, на которые записывают интересующие статьи, пошел в библиотеку и обложился грудой старых комплектов радиологических журналов. Карточки удивительно быстро заполнились, пришлось идти за новыми. А когда число эффективных средств перевалило за сотню, я бросил это занятие.
Плохо, когда предлагают слишком много средств. Это значит, что ни одно из них не действует достаточно хорошо. Чем же пытались лечить общую реакцию?
Лечебные средства бывают двух сортов. Одни действуют на причину болезни (например, убивают болезнетворных бактерий), их называют каузальными (причинными). Другие — на симптомы болезни (успокаивают головную боль, понижают температуру и т. п.). Их называют симптоматическими. Ясно, что первые лучше. Они действительно лечат, а вторые влияют в основном на самочувствие больного.
Что касается средств против «рентгеновского похмелья», то все они без исключения были симптоматическими. Поэтому не приходится удивляться, что их было слишком много.
Но можно ли повлиять на самые глубинные изменения живого вещества, лежащие в основе лучевой болезни? Ведь ее причина — изменение молекул, вызванное ионизирующими частицами. Разве может быть какое-нибудь другое средство, кроме как отгородиться от лучей, поставив свинцовый экран на их пути, или вообще уйти от греха подальше?
Перед учеными встала задача: уменьшить вредное действие радиации даже в том случае, если она добирается до живых клеток.
Как важно сделать открытие вовремя! Когда никому не известный инженер Бернского патентного бюро Альберт Эйнштейн выступил со специальной теорией относительности, она сразу привлекла к себе внимание физиков, а сам Эйнштейн стал знаменитостью. Когда же несколько лет спустя знаменитый физик Альберт Эйнштейн предложил общую теорию относительности, на нее долго никто не обращал внимания. Это произошло потому, что специальная теория отвечала на вопросы, волновавшие физиков, и почва для открытия была готова. А общая теория стояла в стороне от их интересов, она слишком опередила развитие науки.