— А потом и вовсе… решаешь себе политический союз быстренько соорудить? Чтоб с Таарном помириться? А я у тебя, значит, эта… как его… походный трофей? Залог мира, дружбы и процветания, да⁈ Чтоб брат не вздумал войной пойти⁈.. И вообще…
— Люблю тебя, дурочка.
Куда-то пропадают все-все злые, обиженные слова, которыми ещё хотела в него зашвырнуть.
Стою на виду у всех, растерянная, а он медленно приближается ко мне своей крадущейся кошачьей походкой. И смотрит так, что ноги подкашиваются.
— Лю-блю.
На таких ногах ватных, конечно же, убегать не очень удобно. Поэтому приходится стоять и ждать, пока, наконец-то, поймают.
И он конечно же, меня ловит.
Хватает за талию и приподнимает рывком высоко-высоко.
Прижимает к себе так, что даже если б у меня до этого всё дыхание не закончилось, то вот теперь-то уже точно вдохнуть не смогла при всём желании.
И впивается в губы.
На глазах у всей этой толпы зрителей… о которой я уже очень и очень скоро забываю напрочь…
Кажется, Зор решил сделать так, чтоб у меня сомнений в сказанных им словах не осталось больше.
И надо сказать, у него отлично получилось.
Потому что к моменту, когда он отрывается от меня с видимым усилием, я забываю даже, мы в Таарне ещё, или уже нет.
— А теперь пойдём-ка отсюда! А то мне уже стоит больших трудов держать этот чёртов плащ.
Приземляет меня аккуратненько на пол.
Хватает стальным обручем моё запястье. И тянет куда-то. Оглушённую, вообще потерявшую способность соображать.
Как-то слишком много в последнее время поворотов крутых в моей жизни.
Не успеваю.
Взрыв голосов за нашими спинами приглушает захлопнувшаяся дверь.
А потом ещё одна.
И ещё.
И ещё…
Много-много дверей.
В этой части дворца совсем тихо, и совершенно нет посторонних людей.
Наконец, последняя дверь мягко закрывается за моей спиной.
Я оглядываюсь растерянно…
Первое, на что падает мой взгляд в этой просторной и залитой солнцем комнате, из которой нет другого выхода кроме того, которым мы пришли — это широченная кровать под балдахином с белыми тончайшими занавесями.
Да одна такая кровать размером с половину моей хижины!! Зачем, спрашивается, одному человеку такая? У-у-у-у, развратник…
Тихий щелчок ключа в замочной скважине заставляет меня вздрогнуть.
О! А вот и мурашечки. Уж они-то, в отличие от меня, простили блудного… и блудливого кота сразу же и безоговорочно.
Упираю руки в боки и восклицаю возмущённо:
— Ты куда меня привёл, озабоченный⁈
Неслышная кошачья поступь. Ближе и ближе. И что-то сладко ёкает у меня внутри.
Обжигающий жар серебряного взгляда.
Вкрадчивое мурлыканье:
— Мр-р-р-р… В твоей-то комнате я себе все бока отлежал, радость моя! Подумал, будет справедливо, если ты теперь отлежишь в моей.
Глава 23
Упрямо скрещиваю руки на груди.
— Значит, об одном только думаешь?
А у самой уже дрожь по спине. И совершенно точно не от страха. А от того, какими глазами смотрит на меня мой кот. Жадно бродит взглядом по телу, как будто голодный хищник, что загнал, наконец, желанную добычу, и теперь примеряется, куда половчее впиться клыками.
В каждом из мест, на которые падает заинтересованный серебряный взгляд, у меня тут же вспыхивает под кожей маленький пожар.
— О чём я только сейчас не думаю, сладкая моя… уверен, тебе понравится каждая из моих мыслей!
Но только я уж собираюсь возмутиться снова и высказать всё, что о нём думаю… как он делает бросок вперёд и ловко перехватывает меня за талию.
— Например, о том, как сильно тебя люблю.
Запрещённый приём! Я снова начинаю плавиться и таять, как снежок по весне. Плыву, и ничего не могу с собой поделать.
А он, поймав, смотрит вдруг совсем по-другому. Вздыхает, и упирается лбом мне в лоб. Замолкает на минуту. Я не узнаю своего нахального кота. Таким вот, молчаливым и серьёзным, он задевает какие-то совсем новые струны во мне. Очень глубоко. И уже знаю, что больше не оттолкну. И сердиться не смогу по-настоящему. Так что хорошо, наверное, что двери запер…
— Прости, что не сказал раньше. Мне понадобилось время, чтобы понять, что со мной происходит. Трудно распознать симптомы болезни, если раньше никогда ею не болел.