Мир вдруг перевернулся.
Я поняла, что под лопатками у меня — мягкая постель.
И правда, слишком мягкая по сравнению с моей. Теперь понятно, чего котик возмущался.
Дерзкая улыбка на губах моего кота и то, каким взглядом он меня окидывает, чуть не облизываясь, заставляет кровь всё сильнее бежать по венам. Стук моего сердца, мне кажется, уже можно слышать невооружённым ухом.
— Я тебя собираюсь искушать совершенно другими вещами, чтобы ты согласилась, моя сладкая.
Один мой ботинок небрежно стаскивают с ноги и отшвыривают прочь. Потом другой.
Я отползаю от края постели. С которой свисали мои ступни. Кажется, хищник воспринимает это, как продолжение преследования. И предвкушающе проводит языком по нижней губе.
Дальше убегать некуда, дальше — только подушки и спинка кровати. Ажурная, кованая. Обречённо откидываюсь на подушках и прекращаю трепыхаться, как и положено добропорядочной добыче. Отчаянно краснея, пытаюсь не сползать взглядом вниз по мощному, рельефному телу загнавшего меня хищника, каждая мышца которого напряжена до предела.
Бисеринки пота на широких плечах. Грациозно перетекая в пространстве, кот нависает надо мной всем телом, проминая матрас.
Сейчас, вот сейчас начнётся…
Начинаю слегка нервничать.
Чтобы хоть на минуту дать себе передышку и отвлечь котика на безопасные темы разговоров, приподнимаюсь на локтях и задаю ещё один вопрос из моего бесконечного арсенала. И мне ужасно интересно, что он ответит.
— А… если я все-таки откажусь? Найдешь другую таарнку… для своего политического союза?
Смотрю на него с прищуром. Даю понять, что отшутиться не выйдет — мне нужен серьёзный ответ. Если я и соглашусь на всё, что он предлагает — точно не бесправным трофеем. Я должна понимать, что у меня есть свобода воли. Никогда и ни за что я не перестану быть той, кем являюсь — друид, дитя леса, дитя вечных гор. Даже если меня, как кошачью фиалку, попытаться пересадить с горных склонов в долину. Вдруг не приживусь здесь, что тогда?
Зор закатил глаза.
— Ну… если ты откажешься и захочешь обратно… то в горах Таарна станет на одного блохастого и несчастного кота больше. Буду бродить у тебя под окнами и орать тоскливо, пока не сжалишься и не приютишь. Довольна таким раскладом, коза?
— А… как же список наследников? — я снова откинулась на постель, млея от такого ответа. Вся окутанная теплом, от которого мне хочется мурлыкать довольной кошкой.
— Да пошёл он к чёрту, этот список… — пробормотал Зор, обратно укладываясь на основательно подобревшую и размягчённую меня. — Уже один раз посылал, и ещё раз пошлю, если понадобится.
Протягиваю руку и касаюсь кончиками пальцев небритой щеки. Вот как против такого устоять? Он ловит мои пальцы и прикусывает. А потом мурлычет, прожигая меня взглядом:
— Но ты ещё подумай… ты знаешь, какая в Кубе у Безликих библиотека? А склад алхимических реагентов? А лаборатория? На три этажа. М-м-м… и всё будет твоё.
Три.
Этажа.
Вот же… искуситель. Нашел-таки, чем меня соблазнить.
Правда, потом в действие пошли аргументы ещё более убедительные.
Так что отказаться не было ни единого шанса…
— И-и-и-ив… — рокочет хриплый баритон, и мои мурашки замирают в предвкушении.
Тем более, что теперь-то я прочно в ловушке. Придавил всем телом так, что не двинешься. Волнение закручивается во мне спиралью всё туже и туже. Что теперь? Я же никогда… Мне же, наверное, тоже надо что-нибудь делать? А что?
— Сладкая моя, ты на меня смотришь так, как будто у тебя в запасе ещё пара сотен вопросов. Так что давай-ка я тебе последнее откровение на сегодня выдам, и на этом закончим.
— К-какое?..
— Вот ещё до какой мудрой мысли я додумался, пока шлялся в одиночестве по горам и думал о тебе.
Проводит большим пальцем по моим губам. Обводит контур… щекотно и так сладко… а потом прижимает палец, как будто запечатывает мои губы, просит молчать.
— Я понял, что иногда лишние слова только мешают. Иногда важнее всего тишина. И в ней слышнее всего самые важные вещи. Которые говорит сердце. Так что… хватит слов, малышка. Хватит пока. Помолчим.
Закрываю глаза.
А это — моя главная мудрость. И до неё я тоже дошла за время общения с моим Невидимкой.
Иногда нужна не только тишина, но и темнота. Потому что одно только сердце зорко. И самого главного глазами не увидишь.