Чужак не отвечает, подходит ближе.
Увы, но по-моему, моя бравада его не обманула. Он с опаской смотрит на моё лицо, склонив настороженно голову набок. И я понимаю, что котик проверяет, я ещё плачу, или уже нет. Что он заметил всё-таки, в каком состоянии выползала из подпола.
А ещё понимаю, что кажется, он боится моих слёз. Странный такой! Ничего не боится, а этого — да.
Моя улыбка гаснет.
Не знаю, как подступиться к слишком важному разговору. Но и так слишком долго откладывала.
Когда я не знаю, как решить проблему, я обычно пру напролом.
— Что у тебя к моему брату?
Его лицо каменеет.
— Тебе ни к чему знать.
— Ты… собираешься причинить ему вред?
Медлит с ответом слишком долго, у меня сердце обливается кровью. Опускаю голову. Веки снова щиплет. Изо всех сил пытаюсь не реветь. Глупая ты, Ив. Непроходимая дура. Сама себя загнала в безвыходную ситуацию. Какие бы решения теперь не принимала, всё будет неправильным.
Кот смотрит на меня и злится.
— Пр-р-р-роклятье, Ив! Ты же понимаешь, что теперь не смогу. Как мне будет дальше жить, зная, что одна мелкая плакса потом все глаза себе выплачет?
Из меня как будто весь воздух выбили.
Резко, с усилием, заставляю себя втянуть хоть немного в лёгкие. А потом так и не могу сдержать порыва — тяпка падает куда-то в грядку бархатцев, я делаю шаг вперёд, обнимаю своего кота за руку, прижимаюсь к ней всем телом и трусь мокрой щекой о плечо.
Он фырчит и вырывает руку из моих неуклюжих объятий.
— Отстань! Надо мне и правда отсюда побыстрее делать ноги. Сам на себя уже становлюсь не похож. Тьфу, размяк! Того и гляди начну жрать твои редиски.
Я ужасно смущаюсь, принимаюсь торопливо искать тяпку в кружевных зарослях зелёной листвы, из которой тут и там торчат оранжевые венчики. Наконец, выуживаю её и поднимаю в вертикальное положение.
Кот никуда не уходит, наблюдает за моими странными телодвижениями.
А я понятия не имею, чем заполнить слишком странную и неловкую паузу.
— Ты не голоден? Там брат гостинцев притащил… ой!
Понимаю, что ляпнула не то, когда серебристые глаза стреляют в меня злыми искрами.
— Думаешь, я к ним притронусь?
Решаю деликатно обойти молчанием тему о том, кто съел все персики.
А он сцепляет пальцы в замок, потягивается, хрустит, и в глазах появляется кровожадное выражение.
— Я лучше пойду, поохочусь!
Тяпка во второй раз падает у меня из рук.
Он ее поднимает сам и аккуратно ставит к стене хижины. Вздыхает, замечая панику на моём лице.
— На зайцев. Только на зайцев, малыш. Не дрейфь!
Протягивает руку, осторожно ловит мою щёку в чашу своей ладони, гладит большим пальцем украдкой.
А затем, поколебавшись, склоняется ко мне. Накрывает своей тенью.
Целует коротким нежным поцелуем. Задерживается — ровно одно длинное мгновение, прежде чем оторваться от моих губ. А глаза серьёзные-серьёзные.
Это больше не поцелуй-соблазнение.
Это — поцелуй-нежность.
Поцелуй-прощание. И обещание вернуться скоро.
Меня этот лёгкий, невинный, почти будничный поцелуй бьёт в самое сердце, не могу пошевелиться. Оказывается, мы с ним вот так просто и незаметно перешагнули эту черту? Когда я даже не знаю его имени, но мы уже — не чужие люди. Этому нет названия, кто мы друг для друга. Но он уже знает, что имеет право вот так в любое время меня целовать. А я принимаю это как само собой разумеющееся.
Чужак уходит в сторону леса грациозной кошачьей походкой.
А я остаюсь стоять как столб и смотрю в его убийственно-красивую спину.
Прежде, чем выйти за калитку, он развязывает узел на поясе и одним движением небрежно закидывает простыню на забор, чтобы надеть по возвращении.
С двухсекундной задержкой я отворачиваюсь, краснея кончиками ушей.
Потом бросаю короткий взгляд через плечо. Потом скорее отворачиваюсь обратно, краснея теперь уже вся до корней волос.
Ну мне же нужен новый материал для моей тетрадки наблюдений, в конце концов!
Я успеваю и салат приготовить, и овощи стушить, и даже полы помыть во всей хижине — кажется, чужак не только поохотиться вышел. То ли бродит вокруг, думает, то ли разведывает обстановку. В любом случае, с каждой минутой ожидания градус моей тревоги повышается, грозя пробить максимальную отметку моей внутренней шкалы.
Бегаю украдкой к окну каждые две минуты — и всё равно пропускаю момент.
Да уж, это не мой брат с его тяжеловесной походкой и громкими сапогами!
Кот подкрадывается на мягких лапах, как и положено коту — и его возвращение я обнаруживаю только, когда мне прямо на ухо мурлычат: