Лежащая рядом со мной туша даже не пошевелилась, но глаза опасно сузились, искры полыхнули сердитым светом.
Кажется, котику не хочется выпускать добычу. Были бы на концах этих жёстких пальцев сейчас когти, точно бы уже вонзились мне в тело. Он и без когтей сейчас впился так, да ещё прям в самые мягкие части, что… ой, мамочки родные. Точно синяки останутся.
Так, ну то, что чужак не особо двигается, наводит на обнадёживающие мысли о том, что не совсем ещё он, видимо, здоров. Или после оборота не очень ещё владеет телом. А значит, что?
Правильно. А значит, шанс.
И расслабившись для виду, после чего хватка пальцев на моей… моих ягодицах чуть ослабла… я рванула изо всех сил из кровати….
… для того только, чтоб с тихим, угрожающим рыком, от которого кровь в жилах застыла, меня одним ударом руки, как кошачьей лапой, дёрнули поперёк талии и шмякнули обратно в постель.
А потом ещё и придавили сверху.
Только не рукой теперь.
А всем телом. Нависая угрожающе. Серебристые волосы коснулись моего лица. Чёрный зрачок, почти съевший радужку, оказался совсем близко надо мной. И…
Божечки, совсем-пресовсем голый, как я и боялась.
Сердце тяжело и гулко бухнуло в грудную клетку раз, другой, и потом принялось заполошно метаться там, намекая, что с такой дурной хозяйкой еще немного, и у него случится самая настоящая остановка.
— Зря, — проговорила каменная плита, придавившая меня всем весом, вмявшая в постель. — После оборота я ещё не полностью контролирую Зверя. Лучше не веди себя как добыча. Не успеваю его притормозить.
Странный акцент. Нездешних краёв. Да и не похож он на таарнца. Разве глазами… как после эликсиров. Да только я наперечёт знаю людей, которым Гордевид мог варить зелье невидимости. Этот среди них определённо не значится.
Я застыла и прекратила трепыхаться. Испуганно уставилась во все глаза на чужака.
— И… и что, если я тихонечко полежу, он меня отпустит?
— Не факт, — улыбнулся хищник надо мной, и мои мурашки сдохли от переизбытка чувств.
Я была надёжно поймана в клетку его рук, его взгляда, его тела. И захочешь — не дёрнешься.
Что же делать? Мамочки, что делать-то⁈
У меня одно только оружие осталось. Моя болтовня, которая, как уверял брат, да и наставник, способна свести с ума любого.
— Да что ему вообще надо от меня, зверюге этой? Меня и на один укус-то не хватит… тем более мы же с ним вчера, вроде бы, неплохо поладили… мурчал даже, щёку мне лизнул… может, вы того?.. обратно в него перекинетесь? Мы с ним, судя по всему, быстрее общий язык найти сможем…
Серебряный взгляд смотрел скептически на мои потуги. Но чужак не прерывал и недовольства не выказывал. В конце концов, поток моего красноречия иссяк, я запнулась.
— Отпустите, — попросила жалким голосом. И покраснела.
— Отпустить? — переспросил чужак, и я как завороженная уставилась на его губы. Краешек жёсткого абриса изогнулся в улыбке. — Я бы рад. Но есть одна сложность.
Я не успевала катастрофически за его резкими бросками. Доля мгновения — и он подаётся вниз, ко мне, касается носом бешено бьющейся жилки на моей шее. Выгибаюсь, откидываю голову… чтобы отпрянуть, избежать касания… но лишь открываю беззащитное горло.
По которому он движется снизу вверх, почти касаясь губами. Я чувствую жаркое по-звериному дыхание на коже. Обеими руками толкаюсь в его плечи, но сдвинуть эту гору моими жалкими силёнками — заведомо провальная затея.
— … Зверю слишком нравится твой запах.
Царапающая по коже хрипотца его тихого, мурлыкающего голоса трогает что-то глубоко-глубоко внутри. Такое — древнее, дикое, чего я даже не подозревала в себе. Но что настойчиво рвётся теперь изнутри навстречу. Требует покориться. Требует сдаться. Требует перестать убегать. Я живу так долго в лесу, что прекрасно знаю, как сильны бывают инстинкты и как требовательна природа к своим созданиям для того, чтобы вечный круг жизни никогда не прекращался. Но я знаю также и другое.
— Но вы ведь человек. Вы можете сопротивляться Зверю, что внутри вас, — шепчу жалобно. И сглатываю комок в горле, когда последние дюймы расстояния куда-то исчезают и его следующие слова чувствую кожей, по движениям губ, трогающих невесомо, почти незаметно, но от каждого такого прикосновения меня будто молнией прошибает по всему телу, сверху вниз.
— Проблема в том, радость моя… что мне тоже он нравится.
Делает короткий, быстрый вдох.
А потом прижимается губами к шее.
— Нет! — шепчу испуганно, сжимая пальцы на его плечах. Горячая кожа, твёрдые бугры напрягшихся мышц, терпкий мускусный запах лесной хвои и голодного зверя — меня всё дальше уносит потоком и пониманием, что я, возможно, влипла в передрягу, из которой выбраться так просто уже не получится.