Шумилов поблагодарил кивком и бегло взглянул на меня. Я поняла значение этого взгляда: в анкете Дмитрия Салаева в губоно было указано, что отец его — рабочий. Дмитрий Салаев скрыл службу отца в царской армии. Что же побудило его открыться малознакомому человеку по пустячному поводу?
Затем Шумилов, медленно и методически продолжая осмотр, выдвинул ящик тумбочки. Часов и тут не было, но имелся бумажник. Он был пуст.
Бухгалтер сообщил, что видел бумажник у Салаева. За два дня до своей смерти он платил за номер и вынимал деньги из этого бумажника. Бухгалтер заметил, что он был набит денежными купюрами.
— А сколько он заплатил? — спросил Шумилов.
Бухгалтер назвал сумму.
— Почему так много? — удивился Шумилов.
— За пять дней вперед.
Шумилов улыбнулся:
— Аккуратный самоубийца, он платит вперед и припрятывает именные часы.
Директор самолюбиво заметил:
— Если вы подозреваете, что часы были похищены… напоминаю вам: дверь открыли представители милиции.
— Нет, я ничего не подозреваю. И вряд ли вор взял бы столь приметные часы, да еще именные.
— Значит, вы полагаете…
— Я еще ничего не полагаю, тем более что вернее всего мы сейчас обнаружим часы в кармане пиджака.
Шумилов осторожно снял со спинки стула пиджак, хотел, видимо, обследовать его карманы, но не сделал этого…
Один карман был целиком вывернут наизнанку, другой — наполовину. Даже верхний наружный карман носил следы поспешных поисков. И сейчас все заметили, что брошенный на диванчик портфель раскрыт, а содержимое его, разные мелочи, валяется тут же.
Все молчали, пораженные этим новым обстоятельством. Директор робко предположил:
— Может быть, он в волнении забыл, куда положил пистолет, из которого потом застрелился…
Шумилов возразил:
— Он искал в верхнем кармане, где пистолет поместиться не может. Он искал что-то маленькое, во всяком случае, меньшее, много меньшее, чем браунинг номер два. — И добавил: — Поскольку мы не знаем, нашел ли он то, что искал, мы тоже поищем.
Шумилов перешел к маленькому письменному столу, на котором все еще лежала смятая и затем тщательно расправленная записка: «Дорогая, родная Люся…»
Иона Петрович пригнулся к самой столешнице, быстро взял что-то… В его руке было пресс-папье, обыкновенное деревянное пресс-папье с черной полированной шишечкой.
Шумилов отвинтил шишечку и осторожно снял промокательную бумагу с деревянного основания. На розовой бумаге ясно были видны оттиски наклоненных в левую сторону строк.
Шумилов сказал тихо:
— Оттиски совсем свежие. По логике вещей мы сейчас должны прочесть текст последнего письма, вот этого, что лежит перед нами. Если оно действительно последнее… — добавил он еще тише.
Никто из нас не уловил значения этих слов.
Шумилов подошел к зеркалу, висевшему в простенке, и поднял лист промокательной бумаги так, чтобы написанное отразилось в зеркале.
Все увидели, что руки Шумилова слегка дрожат.
— Попрошу всех подойти сюда и прочесть текст в зеркале, — предложил Шумилов.
Мы приблизились. В зеркале лиловые неразборчивые строки читались почти без пропусков…
И это не был текст того письма, которое лежало на столе!
Мы прочли:
«Люся, родная, прости, если можешь. Я ухожу из жизни. Я решил открыть все… Завтра я это сделаю. Благодарю тебя за все. Прощай!»
Подписи не было.
— Где же это письмо? — вырвалось одновременно у меня и директора.
— Унесено убийцей, — ответил Шумилов и, положив промокательную бумагу между двумя чистыми листами, спрятал ее в портфель.
Все изменилось с этого момента. Осмотр комнаты продолжался. Но теперь Шумилов действовал очень быстро и энергично: прощупал сиденья мягких кресел, вытащил ящик стола, и мы помогли ему свернуть потертый ковер.
В бахроме его запутался комочек газетной бумаги, который Шумилов проворно схватил и поднес к свету. Мне показалось, что это пуговица, аккуратно завернутая в клочок газеты. Однако, когда Шумилов развернул его, в нем оказалась не пуговица, а черная кнопка с белой цифрой 4.
— От пишущей машинки! — констатировал директор.
Шумилов ничего не ответил, но даже мне было ясно, что кнопка скорее всего от какой-нибудь счетной машины, так как в пишущей под каждой цифрой всегда имеется еще знак: под цифрой 4 обычно кавычки. Неужели эту кнопку так настойчиво искал убитый? Или убийцы?