– Ты уверен, что я не выглядел смешным или отвратительным?
– Уверен. Ты мило согласился сесть в такси. Я тебя проводил, потому что ты собирался пойти выпить последнюю рюмку коньяку.
– Я знаю, что пил коньяк, но не помню, где и когда.
– Я тоже. А в мастерской ты посылал за двумя бутылками вина.
– Что они говорили?
– Кто?
– Наши товарищи.
– Ничего. Они были немного удивлены. Первый раз тебя видели таким... А еще они испугались, как бы ты не перебрался в Довиль, потому что ты беспрерывно говорил о замечательном контракте и о магазине в Довиле.
– Это правда. У нас там будет магазинчик, но работать мы будем по-прежнему в Париже... Спасибо, старик... Извинись за меня перед ними. И перед мадам Кутанс тоже.
Натали стояла, сложив руки на животе, и смотрела, как он пьет вторую чашку кофе, которая казалась ему не такой горькой, как первая.
– Я вчера много говорил?
– Немного...
– Совершенно не помню, о чем я говорил... Последнее, что припоминаю, так это как я послал ученика за двумя бутылками вина...
– Думаю, в конечном счете это пойдет вам на пользу.
– Почему?
– Уже которую неделю вы живете слишком напряженно, весь в себе...
– Я все время думал об Аннет.
– Вы и дальше будете о ней думать, но не так одержимо.
– Мне кажется, я вел себя по отношению к ней не так, как следовало бы...
– Что вы имеете в виду?
– Я много размышлял над этим. Женщине нужны нежность, забота, знаки внимания. А я считал, что все гораздо проще. Я исходил из того, что мы полюбили друг друга раз и навсегда, и мне казалось, что не нужно говорить об этом снова и снова. Она была такая хрупкая, такая ранимая, а я жил рядом с ней и не замечал этого.
– Совсем наоборот, вы были очень ласковы с ней.
– Недостаточно. Теперь я терзаюсь этим.
– Не надо терзаться. Вашей жене нужна была работа, и если все взвесить, то, по-моему, она была сильнее, чем вы.
– Что нам делать с ее одеждой?
Он понял наконец, что не сможет бесконечно хранить ее в шкафу. Каждое утро он испытывал шок, когда видел платья Аннет, висящие на вешалках, словно безжизненное тела. Побросать их все в чемодан и отнести на чердак было бы не лучшим решением: это напоминало бы вторые похороны.
– Кому бы все это отдать?
– Я часто встречаю в магазинах невысокую и очень мужественную женщину: она вдова с двумя детьми на руках. Я не знаю, где она живет, но могу спросить у мясника.
– Да, пожалуйста. Отдайте ей все, что принадлежало Аннет.
Быть может, он не принял бы такого решения, если бы вчера не выпил. Головная боль стала легче. В животе было скверно.
У него было только одно возражение:
– А если я встречу ее на улице в платье моей жены?
– Вы этого и не заметите. Мадам ничего не шила себе на заказ, а все покупала в магазинах готового платья.
– Верно, – согласился он.
Он получал облегчение от этого разговора с Натали. Слишком долго он носил все это в себе.
– Вы знаете... в ней была вся моя жизнь...
– Я всегда это знала.
– А она меня так не любила. Она была мне женой. И любила меня так, как жене должно любить мужа... Не более того... Я прав?
– Вряд ли я смогу сказать что-нибудь вам в ответ; разве можно знать, что происходит в человеческих сердцах и умах... Не надо только забывать, что она была целиком поглощена своей работой.
– Дети не говорят о ней?
– Изредка. Разве чтобы сказать, к примеру, когда я готовлю спагетти: «Мать их страшно любила...»
– Вы знаете, что Жан-Жак скоро покинет нас?
– Да, он мне объявил об этом много недель тому назад.
– А матери он тоже говорил об этом?
– Не думаю. Он не был с ней особенно близок. Скорее, мне он делал подобные признания.
– Через несколько лет настанет черед Марлен упорхнуть из гнезда, и мы останемся вдвоем.
– К тому времени я, наверное, уже буду ходить с палкой, если не на костылях.
– Я найму молоденькую прислугу вам в помощь...
– Неужели вы думаете, что я соглашусь на помощницу, которая станет путаться у меня под ногами? Либо вы будете терпеть меня такую, какая я есть, либо я уйду в богадельню.
Не с похмелья ли он так расчувствовался? Ни с того ни с сего он вдруг расплакался, не в силах сдержать слезы.
Она молча глядела на него. От слез ему станет лучше. Он давно не плакал и, прикрыв лицо ладонью, произнес: «Носовой платок». Она принесла платок, а потом и намоченное под струей холодной воды полотенце.
– Положите это себе на лоб...
Он всегда считал себя крепким мужчиной, и вот на тебе: уже столько недель не может взять себя в руки.
– Наверное, я разыгрывал из себя важную персону...
– Я наполню ванну. Вы полежите подольше в воде, а потом побреетесь, если руки не будут очень трястись.
– У меня трясутся руки?
– Немного. Да это и естественно.
– Здесь я не пил коньяк, верно?
– Нет, я подала вам только стакан вина. И если бы отказала, то вы, возможно, рассердились бы, а дети были в своих комнатах...
Она пошла открывать краны. Он слышал такой домашний и успокаивающий шум текущей воды.
– Пока вы будете принимать ванну, я поставлю овощи на огонь.
– А который час?
– Около одиннадцати... Одевайтесь полегче, на улице жарко. Я не настаиваю, чтобы вы целый день лежали в постели; вам пойдет на пользу, если вы сходите к себе в мастерскую...
– Я тоже так думаю.
Ему захотелось взять ее руку и поцеловать. Она пошла закрывать краны.
– Встаньте-ка, я посмотрю, как вы держитесь на ногах.
Сказала это вроде бы в шутку, а подумала всерьез. Он поднялся, прошел до окна, потом обратно.
– Ну как? Выдержал экзамен?
– Да... Я могу оставить вас одного.
Он долго чистил зубы, надеясь избавиться от противного вкуса во рту. Потом снял пижаму и вытянулся в ванне.
Брился он тщательней обычного, выбрал один из лучших своих костюмов и светлый галстук. Он хотел предстать перед детьми в хорошей форме.
Первой вернулась домой Марлен.
– Гляди-ка! Ты уже на ногах?
– Это была ложная тревога. Вчера после обеда у меня заболело горло, и я перепугался, что начинается ангина...
– Какой ты элегантный! Вот это да! К кому ты идешь?
– К своим товарищам по работе.
Жан-Жак, в свою очередь, тоже воскликнул:
– Уже встал?
– Как видишь... Болезни обходят меня стороной.
Так оно и было: дети ни разу не видели, чтобы он целый день провел в постели.
За столом он выпил стакан красного вина и почувствовал, что ему стало лучше.
– Когда у тебя экзамен?
– Через три дня.
– Не сомневаюсь, что ты сдашь его блестяще.
– Хотел бы я быть так же уверен, как ты. Они там становятся все строже и строже...
Оказавшись на улице, он смотрел на солнечные блики, как будто давно их не видел. Ему навстречу шли люди, другие обгоняли его, и он ничего о них не знал, даже не задерживал на них внимания. Все это были люди с присущими им слабостями и доблестями.
– Добрый день! – поздоровался он с мадам Кутано.
Она потеряла мужа, прожив с ним всего три года. Он был офицером и упал с лошади, зацепившись за ветку в лесу.
Она стала работать и мало-помалу вновь обрела душевное равновесие и доброе расположение духа.
– Привет всем! – крикнул он, входя в мастерскую.
И вдруг он заметил свой эскиз, сделанный накануне. Даван его не обманул. Это была лучшая вещь, какую он создал в своей жизни.
Глава шестая
Он сидел один в гостиной перед телевизором и погруженный в свои думы, когда почувствовал, что рядом кто-то есть. Это была Марлен, он и не слышал, как она вошла.