Он стоял, широко расставив ноги, чтобы удержаться посреди па рящего, посреди невесомого, посреди безмерного. Домашний колпак он снял и положил перед собой в несуществующее. Он еще успел заметить, как его подхватил и унес ветер, но тут он уже рухнул с простреленным виском, широко раскинув руки и ноги, словно его должны были распять на андреевском кресте.
Церлина услышала выстрел и поспешила наверх. «Ба», произнесли ее старушечьи губы, когда она увидела труп, но по-настоящему она не удивилась. Без всякого трепета пододвинула поближе стул и с какой-то сытой неторопливостью уселась перед мертвецом, который возбуждал ее любопытство особенно тем, что теперь казался похудевшим, почти обретшим свое прежнее лицо светловолосого юноши, с которым она познакомилась уже добрых десять лет тому назад.
— Вот и расплата, — громко сказала она наконец, сама едва ли понимая, что она этим хотела сказать и почему сказала гак громко. Но поскольку беседа уже завязалась, она продолжала: — Ни раньше, ни позже, а именно сегодня, когда я приготовила куриное рагу с клецками — он его так любил, ведь я добавляю туда белого вина и трюфели... вдруг ему стало некогда.— Потом она пробормотала еще что-то себе под нос и наконец решительно заявила: — Нужно оставить его как есть: так требует полиция.
Тем не менее она не стала тотчас же сообщать в полицию; напротив, она сошла вниз накрыть на стол к ужину. И из предосторожности поставила, как обычно, два прибора.
Сев за стол, баронесса подождала немного, потом нетерпеливо но звонила.
— Где же господин А.?
— Ах, я забыла сказать госпоже баронессе... полчаса тому назад его срочно вызвали в город по телефону.
И с непроницаемым вином она убрала второй прибор.
— Странно... почему он не простился со мной? Так вот просто взять и уехать — это вообще не в его привычках... он всегда так учтив...
— Мы думали, госпожа баронесса спит.
Баронессе почудилось что-то неладное. Но она больше ничего не сказала и легла спать в обычное время.
Только удостоверившись, что баронесса заснула, Церлина сообщила врачу и в полицию, в обоих случаях солгав, будто только что обнаружила труп, потому, дескать, что А., очевидно, выдумал эту поездку в город, чтобы ему никто не помешал, и, следовательно, его пс хватились за ужином, а также потому, что выстрела могло быть и не слышно в такой ураган, какой был после обеда,— так и вышло, что она только сейчас поднялась наверх стелить постель. Не было причины не верить ей, и по ее требованию труп уже ночью перевезли м городской морг.
На следующий день баронесса сильно забеспокоилась. Церлина выговорила ей, что, мол, господин А. не маленький ребенок, которому следует все время сидеть дома возле мамы. И что даже детям нужно давать некоторую свободу.
— Ну да, только ведь это не в его привычках, — жаловалась старая дама.
Так, значит, у него новые привычки,— грубо возразила Цер- иина.
После обеда она вошла к баронессе, всем своим видом показывая, что желает взбодрить ее.
— Он только что звонил, справлялся, как дела у баронессы, и просил извинить, что вернется лишь завтра — к нему приехал по делу иностранец. Госпожа баронесса видит сама, что волноваться незачем.
Но та насторожилась:
— Я не слышала, чтобы звонил телефон.
— Зато я слышала,— напустилась на нее Церлина, а затем отправилась обратно на кухню.
За ужином баронесса пожаловалась, что у нее нет аппетита.
— Не мудрено,— ругалась Церлина,— потому и аппетита нет, госпожа баронесса и заболеет в конце концов от беспокойства, а ведь беспокоиться совершенно не о чем.
— Не о чем?
— Я же сказала, он взрослый человек и вернется живой и здоровый. Вот такса меня куда больше беспокоит.
И она показала на слепнущую раскормленную таксу, которая, насупившись, лежала возле печки. Баронесса лишь грустно покачала головой; она еще немного посидела за столом, едва прикоснувшись к еде, потом пересела поближе к собакам, гладила их, взяла на руки Сиди, ангорскую кошку светло-тигровой масти, но черная Аруэтта спряталась и не подходила на зов, и, когда снова вошла Церлина, это стало поводом для новой жалобы:
— Аруэтта тоже по нему скучает, она спряталась.