Санаев появился в палате буквально через пять секунд.
— Петр Илларионович, прошу вас, назначьте Екатерине Матвеевна провожатого, пусть ей помогут добраться домой, — попросил профессора.
— В этом нет необходимости, — улыбнулся Санаев. — За девушкой инкогнито присматривал поверенный ее отца, он сейчас в госпитале. Передам из рук в руки.
Когда за девушкой и профессором закрылась дверь, я облегченно вздохнул. Ну, блин ситуация! Приезжает неизвестная особа, и с порога заявляет, что влюблена в меня, и желает за мной ухаживать. Анекдот получается. Я ни сном, ни духом о существовании некоей Екатерины Матвеевны даже не подозревал, и на тебя счастья полное лукошко. Нет, Екатерина девушка очень симпатичная и видная, со всеми демонстрируемыми и скрытыми достоинствами, но я пока только втягиваюсь в действительность, мне не до романов. Нужно еще понять, куда я попал и что ждет меня впереди. Надо определиться с целью в жизни. Да, я поступил с девушкой жестко и, можно сказать, даже жестоко, отринув ее, не ответил на чувства. Что поделаешь, ответных чувств я к ней не испытываю, и давать надежду не намерен. Какая же она наивная. Безобидная и наивная простота. Правда, говорят, что простота хуже воровства. Ну, в любом случае осуждать эту красавицу я не намерен. В итоге-то кроме хорошего, с ее точки зрения, она мне ничего не желала. Но осуществилось ли бы оно на деле? Кто это знает, кроме нашего Создателя. А в рулетку со своей и чужой судьбой я играть не намерен. Поступил как настоящий хирург: поступил решительно и болезненно для человека, но явно на его пользу. Подрастет и поймет.
Вторую неделю с разрешения профессора я самостоятельно совершаю неспешные пешие (во, закаламбурил!) прогулки. Выхожу в небольшой уютный и очень ухоженный парк при госпитале, дышу свежим воздухом. После многообразия госпитальных запахов он мне кажется прямо-таки вкусным, ободряющим Первые шаги давались мне трудно, качало сильно — но это ничего, нормально. Мышцы тела от долгого лежания на кровати одрябли и ослабли и в некоторой степени отвыкли работать с полной нагрузкой, потеряли уверенность. Мне иногда казалось, что все суставы рук и ног сгибаются и разгибаются со скрипом, без особого желания. Несмотря ни на что я продолжал свой путь, с каждым шагом приближаясь к полному исцелению. В первый день прошел сто шагов, а потом ежедневно увеличивал их количество в два раза. К исходу второй недели я делал пять кругов по парку госпиталя, это примерно три километра. Естественно, после таких прогулок, возвращался в палату мокрым. Приходилось менять пижаму и качественно мыться, «благоухать» потом несолидно.
Вчера посетил своего денщика — Матвея Шурыгина. Жить мужик будет, но к воинской службе более не пригоден. Санаев говорил, что в ходе операции удалил ему почти метр кишок, и желудок сшивал из кусков. Удивляюсь, как вообще Шурыгин жив остался. Надо будет поговорить с отцом, пусть определит куда-то моего денщика, нельзя его бросать, тем более жена у него есть, взрослые дети и малые внуки. Ему по императорскому указу положена неплохая пенсия, но заботу о хорошем человеке не помешает проявить и нашей семье.
Вечером меня посетили друзья-собутыльники — корнет Серж Сухомлинов и подпоручик Виктор Заславский. Как обычно, одна корзина наполнена шампанским и крымским коньяком, а вторая — фруктами и мясными деликатесами.
— Полюбуйся, Алекс, на этот натюрморт, — предложил Серж, разложив на столе продукты и выставив бутылки, — приобщимся к великому и мы.
— Спасибо, господа, что почтили меня своим вниманием. Натюрморт без сомнений прекрасен, и достоин стола самого изысканного ресторана. К большому сожалению, разделить с вами трапезу я не могу, здоровье не позволяет, увы.
— Алекс, не смеши народ, когда ты отказывался от шампанского? — развязно улыбался Заславский. — Этот благородный напиток исцеляет от всех болезней, это же твои слова.
— От своих слов не отказываюсь, говорил, но пить не буду. Я принимаю лекарства, а они с шампанским и коньяком не уживаются вместе, вдруг взбурлят в какой-нибудь химической реакции, кто знает, не хочу испытывать судьбу, и без этого проверяющих неперечесть.
— Дружище, мы перестаем тебя узнавать, — заметил Серж. — Ты нас пугаешь. Если ты откажешься поехать с нами в заведение несравненной мадам Мишель, то я точно поверю, что у тебя была сильная контузия, сказавшаяся на твоем мужском здоровье.
— И к девочкам не поеду, и соблюдать предписания профессора буду без пререканий.
— Ты стал скучным, Алекс. Куда подевался кураж? Ты позабыл те дни, когда шампанское лилось рекой, а девочки висли на тебе, словно гроздья спелого и сочного винограда?