— Да примут твою душу милосердные небеса… — прошептала девушка, вытирая глаза тыльной стороной ладони. Почему-то ей было нестерпимо жаль это несчастное создание. Бывший учёный, сохранивший разум, жил все эти десятилетия в покинутом университете, осознавая, что все его жертвы, все усилия, все мучения не привели ни к чему… Кроме такой вот жуткой жизни и ужасной смерти. Что ж, он хотя бы умер не в одиночестве…
Уняв слёзы, Эмили поднялась на ноги и направилась к дверям корпуса. Створки распахнулись с громким скрипом, и девушка снова замерла на месте, вслушиваясь: жалобный вскрик потревоженного здания словно бы эхом повторил тихий человеческий стон.
Ещё раненый? Эмили буквально взлетела по скрипучей винтовой лестнице на второй ярус двухуровневого зала. По второму этажу шла галерея, уставленная книжными шкафами и какими-то приборами для астрономических наблюдений. Стон донёсся из угла за сундуком, задвинутым в угол между стеллажами. Эмили пробралась между стопками пыльных книг и вгляделась в темноту.
У подножия шкафа что-то белело. Это не «сад глаз», догадалась девушка, а человек в светлом одеянии — у служителей Белой Церкви какие-то подобные…
— О… Ещё одна… Охотница, — послышался из угла прерывистый голос. Женский. — Ты пришла завершить то, что не доделал твой товарищ? Что ж… Много сил тебе не потребуется. Давай…
— Я не Охотница, — пролепетала Эмили, отшатнувшись.
— Как это не Охотница? — Несмотря на то, что женщина говорила с трудом, ехидство в её голосе угадывалось без труда. — Если человек одет как Охотник, вооружён как Охотник, да ещё и пробился в университет мимо стражей королевы Ярнам, как его ещё назвать, если не Охотником, а?
— Это… Долго объяснять. — Эмили, совладав с собой, снова приблизилась и демонстративно опустила трость на пол, разглядев наконец лежащую женщину: залитые кровью белые одеяния, на глазах повязка, треугольный колпак валяется рядом. Хор?.. — Я не собираюсь вас убивать, наоборот… Я немного врач, я могу помочь… Если это ещё возможно.
— Вот как… — В голосе собеседницы прозвучало плохо скрываемое сомнение. — Это очень странно, но… Я не откажусь от помощи, я же не сумасшедшая. Если вправду можешь помочь… Буду очень благодарна. Ох… — Она помолчала, явно пережидая приступ боли, потом медленно выдохнула. — А если… Не получится… Я прошу тебя, будь милосердна к мастеру Виллему. Он и так настрадался… Если этот ненормальный не убил старика, конечно.
— Какой ненормальный? Что тут произошло? — Эмили опустилась на колени перед женщиной и сняла со спины заплечный мешок с припасами. Она задавала вопросы, а руки будто бы сами по себе выполняли привычную работу: разрезать окровавленную одежду, осмотреть раны, обработать, прикинуть, нужны ли швы…
— Ну, тот Охотник, который… А-а-а… Ничего, ничего, потерплю. Тот, который меня так отделал. Он решил, что убил меня… обшарил… А-а! Ох… Обшарил мои карманы и пошёл дальше. В лунарий, к мастеру Виллему. И не вернулся. Ох, боюсь… М-м-м…
— Всё, уже всё, — пробормотала Эмили, обрезая нить, которой зашивала рану. — Вы очень сильная. Многие мужчины, которым я накладывала швы, вопили и брыкались так, что мне приходилось звать на помощь, чтобы их кто-то подержал.
— Ну, у нас тут всегда было… Скажем так, не очень легко. — Женщина подняла руку и стянула с лица повязку. Эмили уставилась ей в лицо: немолодая, серые глаза обведены тёмными кругами, волосы то ли светлые, то ли совершенно седые. — Я привыкла к боли. А почему ты лечишь меня… Так, по старинке? У тебя нет крови?
— Есть… — Эмили растерялась. Она совершенно не была уверена в том, что этой странной женщине в одеяниях высших иерархов Церкви Исцеления следует рассказывать о её сомнениях насчёт целительной Древней Крови. — Просто я…
— Просто ты решила не тратить её на незнакомку, да ещё и, возможно, на врага. — Женщина устало прикрыла глаза. — Что ж… Понимаю.
— Нет, не в этом дело! — запротестовала Эмили. — Просто вы… Вы из Хора, верно? Вы ведь знаете, что творится в Ярнаме?
— А… — Женщина снова открыла глаза. — Вот ты о чём. Ты не хотела… Опасалась оказаться наедине со зверем. Боялась, что я обращусь в чудовище так же, как… Наш глава когда-то. Как Лоуренс.
— Н-ну… Примерно так, — пробормотала Эмили, пряча взгляд.
— Примерно? То есть дело всё-таки не в этом? А в чём же?
— Просто… — Эмили глубоко вздохнула и стиснула руки перед грудью. — Я… Не доверяю Древней Крови. Меня ни разу не лечили ею, я ни разу не проходила кровослужения. И, возможно, только благодаря этому я…
— Благодаря этому ты — до сих пор человек, — закончила за неё бывшая служительница Хора. — Что ж, понимаю тебя. О Идон всевидящий, я как никто понимаю тебя! — Она прерывисто вздохнула. — Я стольких коллег и друзей потеряла… Я вернулась сюда, надеясь, что мастер Виллем за эти годы нашёл хоть какие-то ответы… А нашла только… Нескольких бывших однокурсников, почти лишившихся рассудка от одиночества и отчаяния. Мастера Виллема, беспомощного, неподвижного… И мою малышку Ром… В таком состоянии… — Женщина прикрыла глаза и закусила губу. — Я помогала им чем могла. Ректор уже совершенно не способен позаботиться о себе. А Ром… Ей уже ничего и не требовалось. Она уже не принадлежит… Не принадлежала миру яви.
— Не принадлежала?..
— Да. Тот Охотник… Я знаю, зачем он явился. Кто-то сказал ему, что Ром охраняет врата в Кошмар. Кто-то, кому нужно, чтобы кошмар стал явью…
— А что делает… делала Ром на самом деле?
— Ром осталась вершить ритуал, сдерживающий Кровавую Луну. Только она одна могла… Скажи мне, добрая не-Охотница… Луна на небе… Она красная?
— Да, — прошептала Эмили, уже зная, что будет произнесено дальше.
Служительница Хора закусила губу сильнее. Из уголка ее глаза к виску покатилась капелька, блеснувшая в свете факела.
— Это означает, что моя милая Ром погибла, — прошептала женщина. — И… Это означает, что миру пришёл конец. Кошмар вырвался в мир яви. Тот Охотник… Да, он не знал, что творит, он хотел спасти всех, но… Он погубил всех нас. Ярнаму конец. Всему нашему миру — всему тому, что мы знали и любили, теперь настанет конец.
13
Неужели явь обернулась кошмаром?..
Или она всегда им и была?
Ферн метался по часовне, не решаясь выбрать направление. Куда бежать, где искать Эмили? Что вообще происходит, почему Агата ведёт себя так, будто…
Внезапное озарение обожгло космическим холодом. Он… Во сне? И как же теперь проснуться?
Выбежав из дверей часовни, Ферн бросился вверх по лестницам Соборного округа — зачем-то ноги сами несли его к Главному собору. Поднимаясь по его широкой лестнице, Охотник вдруг увидел у перил на самом верху какую-то тёмную кучку то ли тряпья, то ли…
Ползли по ступеням тоненькие ручейки крови, срывались каплями всё ниже и ниже, и следом за ними будто бы липким туманом стелилось по каменным плитам хриплое тяжёлое дыхание…
Охотник несколькими прыжками взлетел на верх лестницы и бросился на колени рядом с нахохлившейся, как настоящая ворона, Эйлин.
Старая Охотница дышала рвано и тяжело, с присвистом, опущенная голова её бессильно покачивалась в такт дыханию. Ферн положил ей руку на плечо.
— Госпожа Эйлин… Что с вами? Кто это вас так?.. У вас кровь закончилась? Сейчас я… — Он потянулся к подсумку, но Эйлин покачала головой.
— Не волнуйся, мальчик… Есть у меня кровь, всё будет хорошо. Просто надо… Отдохнуть, да… А ты… Берегись, не ходи в собор, там… — Она кашлянула и тихо застонала. — Там засел один… Он — моя добыча, уходи, это мой счёт.
— Кто там? — Ферн с тревогой оглянулся на распахнутые двери собора. — Это он вас ранил? А почему он не выходит, не… — Он хотел сказать «добивает», но не смог произнести этого. Эйлин выглядела… Умирающей. А Ферну очень не хотелось верить в то, что он видел.