— Затаился и ждёт, — выдохнула Эйлин. — Не знаю, чего… Он… Он безумен, разве он будет действовать логично? Уходи, пока он тебя не заметил.
— Вы точно подлечите себя? — с сомнением спросил Ферн. — Давайте я вколю вам кровь…
— Иди-ка ты отсюда! — сердито выдохнула старая Охотница. — Не заставляй меня… Ещё и за тебя переживать.
— Ну уж нет. — Ферн решительно помотал головой. — Я вас тут одну не оставлю. Давайте я отнесу вас в часовню. Тут недалеко, да вы и сами знаете. — Он поднялся на ноги и, не обращая внимания на шипение и слабые попытки сопротивляться, взял на руки старую Ворону. Она оказалась лёгкой, будто перья её костюма поддерживали её тело в воздухе, как у настоящей птицы.
«Ох, как бы сейчас мне пригодилась помощь Эмили…» — мелькнула горькая мысль. Ну что ж, раз они с женой оказались по разные стороны барьера, отделяющего сон от яви, придётся справляться самому.
Уложив Эйлин на тюфяк в комнатке, служившей Эмили лазаретом (и мимолётом удивившись: почему здесь так затхло и пыльно, будто бы комнату не открывали и не проветривали уже очень давно?), Ферн, несмотря на протесты, вколол раненой Охотнице пару шприцов крови. Дождавшись, пока она перестанет тихо постанывать от боли и расслабленно откинется на набитую соломой подушку, он помог «пациентке» улечься поудобнее и накрыл ветхим одеялом.
— Так-то лучше, — пробормотал он. — Давайте-ка снимем с вас маску, и вы отдохнёте. Здесь безопасно. Сейчас принесу вам поесть.
— Неугомонный ты, парень, — проворчала Эйлин, стягивая свой «клюв». — Такие долго не живут, ты знаешь?..
— Сколько надо, столько и проживу, — отмахнулся Ферн и вышел из комнаты.
В часовне всё было не так… Охотник с трудом отыскал скудный запас еды, налил в надколотую кружку чистой воды и вернулся в лазарет. Эйлин дремала, но при звуке шагов вскинулась и сжала рукоять сложенного Клинка Милосердия, которую так и не выпустила из руки.
— Это я, — успокаивающе произнёс Ферн. — Простите, что так долго. Тут всё как-то поменялось… Без Эмили.
— Без Эмили? — удивлённо переспросила Эйлин. — А куда она делась? Мальчик мой… Неужели… — Она приподнялась на постели и посмотрела на Ферна с таким сочувствием, что у Охотника сжалось сердце.
— Значит… — Он с надеждой и страхом вгляделся в лицо старой Охотницы. — Значит, вы её помните?
— Ещё бы мне её не помнить, — усмехнулась Эйлин. — О ней весь Ярнам говорит. Так что — с ней что-то случилось? Бедный ты мальчик, вы ведь так недавно женаты…
— Я… Ох, госпожа Эйлин… — Ферн обессилено опустился на пол рядом с тюфяком и провёл рукой по лицу. — Я ничего не понимаю. Я пришёл сюда сегодня — и не нашёл Эмили. Спросил у Агаты, не знает ли он, куда она ушла — а Агата сказал, что вообще понятия не имеет, кто такая Эмили… И что я никогда не был женат, и моя жена мне просто приснилась. Я бы подумал, что бедняга сошёл с ума, но… — Ферн тоскливо оглядел комнату. — Всё тут изменилось. Все вещи не на своих местах. Грязно, пыльно… Эмили ни за что не допустила бы такого. Что произошло? Я не понимаю…
— Ох, сны… — Эйлин приподнялась на локтях и сочувственно вгляделась в лицо Охотника. — Это такая странная штука, мальчик. Я больше не вижу снов. А ты видишь? Ты знаком с Куклой? Ты разговариваешь с Германом, когда он не спит в своём саду? Малютки-Посланники протягивают тебе тонкие бледные руки, чтобы перенести туда, куда ты желаешь попасть? — Она мечтательно улыбнулась. — Прекрасный сад, чудесный аромат белых, похожих на звёзды цветов… Лестница ведёт мимо ряда надгробий к дверям мастерской. А внутри… Горит камин, пахнет кофе, на верстаке разложены инструменты… Я скучаю по тем временам, — призналась она тихо. — Но… Я рада, что эти сны отпустили меня. Теперь я хотя бы знаю, где заканчиваются сны и начинается явь. А ты, похоже, только что потерял эту границу.
— Я… Я действительно запутался, — прошептал Ферн. — Потерялся… Погодите! — Он с силой сжал виски ладонями. — Я вспоминаю, что… Герман предупреждал меня, что опасно доверять снам, что они могут подменить собой реальность. Он сказал тогда, что… Да, он сказал, что я должен избавиться от снов о девушке, которая стала моей женой! — Он с ужасом уставился на строгое и печальное лицо Эйлин. — Так, выходит… Эмили просто мне приснилась?
— Не так всё просто, парень. — Охотница невесело усмехнулась. — Я ведь тоже была с ней знакома. А я давно уже не вижу снов, я ведь сказала.
— И как это понимать?! — Ферн потряс головой. В мозг вползали ледяные щупальца безумия. — Где моя Эмили, если она реальна, если она не приснилась мне? Куда она пропала и почему всё здесь так изменилось?
— Красная Луна взошла, — медленно проговорила старая Охотница. — Грань между человеком и чудовищем тонка, но окончательно размыть её Луна может только на границе сна и яви. Я не знаю, мальчик, что с тобой приключилось. Я бы предположила, что ты видишь меня во сне, но я-то тебя тоже вижу, а я точно не могу видеть снов… Ищи ответы, пробирайся в глубь мира снов, коснись самих Кошмаров. Возможно, твоя Эмили где-то там.
— Ладно, буду искать, — пробормотал Ферн. Голова у него шла кругом. — А что мне ещё остаётся?.. — Он поднялся на подгибающиеся ноги. — Отдыхайте, госпожа Эйлин. А я пойду осмотрюсь — выясню, что ещё изменилось в Ярнаме.
— Береги себя, — сказала ему вслед старая Охотница. — Если ты пропадёшь, то кто же отыщет Эмили и вернёт её домой?
Ферн рассеянно покивал, прикрывая за собой дверь лазарета. Первым делом он собирался отправиться по другому делу, но Эйлин об этом говорить не стоило…
Главный собор после смерти викария Амелии пустовал. В живых (или хотя бы в здравом рассудке) не осталось ни одного служителя Церкви Исцеления, кто мог бы поддерживать там порядок, зажигать свечи и читать молитвы перед алтарём с черепом Первого Викария. Ферн несколько раз заглядывал внутрь, но входить не решался: гулкая пустота под величественными сводами дышала холодом и пахла смертью.
Охотник медленно поднимался по лестнице, ведущей в алтарный зал. Прислушивался: не раздадутся ли какие-нибудь звуки, которые могли бы подсказать, что за враг притаился в соборе. Но было совершенно тихо, и только где-то словно бы что-то медленно капало.
Достигнув вершины лестницы, Ферн остановился и вгляделся в полумрак. Сквозь витражные окна проникало совсем мало лунного света, и простой человек, чьё зрение не было усилено инъекциями Древней крови, вряд ли смог бы что-то разглядеть.
Охотник же успел увидеть, что от алтаря к нему метнулась тень.
Мелькнул в тусклом лунном луче размытый, туманный силуэт. Исчез там, появился здесь… Взглядом не уследить! Что это за существо?
Почти невидимый противник вдруг возник совсем рядом, и Охотник едва успел вскинуть пистолет, чтобы выстрелом сбить тому атаку. Враг отступил на пару шагов, и Ферну наконец удалось рассмотреть его чуть более отчётливо: в руке изогнутый меч, на голове металлический шлем, тускло поблёскивающий в лунном свете. И… Одеяние из перьев, такое же, как у Эйлин.
«Ворон?.. Не может быть…»
Сам Кровавый Ворон Кейнхёрста.
Ферн слышал о нём, но никогда не сталкивался, и уже привык считать его историю чем-то вроде мрачной легенды. Когда-то давно отряд Охотников Церкви под предводительством мастера Логариуса напал на замок Кейнхёрст, желая истребить всех подданных королевы Аннализы, последней носительницы крови птумерианской королевы Ярнам. Безумный фанатик Логариус ненавидел кейнхёрстцев, которых называли Нечистокровными, до такой степени, что без малейших колебаний организовал и возглавил настоящее избиение. В замке тогда погибли все: и рыцари Аннализы, и их жёны и дети, и слуги… Только саму королеву Палачам не удалось умертвить: Запретная кровь королевы Ярнам сделала её бессмертной. Но Логариус поклялся прервать кейнхёрстский род раз и навсегда, поэтому сделал всё, чтобы отрезать Аннализу от мира: заперев её в тронном зале, он добровольно надел на себя Корону Иллюзий, позволяющую скрыть эту часть замка от любого нежелательного визитёра. И только его смерть развеяла морок, явив миру мрачные тайны Ледяного замка.