— Да. — Саймон кивнул. — Это была его работа — устранять… Последствия применения Древней Крови. Той самой крови, которой я только что вылечил тебя. Мы сражались с чудовищами, порождёнными кровью, и этой же кровью залечивали раны, которые они нам наносили. И то, что ни он, ни я всё же не обезумели и не обратились, — теперь я понимаю: это и есть наше наказание, наш кошмар, который начался ещё при жизни и продолжается здесь. Мы до самого конца оставались в полном рассудке, мы понимали, что происходит… И перед смертью мы полностью осознали, что творили всю жизнь. Мы это заслужили. — Он жёстко глянул на Ферна. — Бойся Древней Крови. Бойся её голоса в своей голове. Бойся мыслей, которые могут показаться чужими. Знаешь молитву Церкви? «Грязные твари будут искушать нектаром и заманивать все глубже. Всегда помни о бренности человеческой. Их воля слаба, разум молод. Если бы не страх, смерть никто бы не оплакивал».
— Я помню, — прошептал Ферн. — Я проклят, я это знаю. Я семь лет проходил переливания.
— Семь лет — это много. — Саймон сочувствующе покивал. — Следи за собой. Будь внимателен. Иначе… Ты рискуешь причинить вред тем, кто тебе дорог. Как Людвиг.
— А что с ним случилось?
— Он обратился и напал на товарищей по отряду. Его трансформация была настолько ужасна, что именно его облик преследовал меня в кошмарах постоянно, пока я не умер, а теперь… — Саймон глянул куда-то в ту сторону, в которую намеревался отправиться Ферн. — Теперь он здесь. Мой собственный кошмар… Я очень надеюсь, — он хрипло кашлянул, скрывая судорожный вздох, — что это действительно просто мой кошмар. Он обитает там, в здании, примыкающем к Залу исследований. Отчасти поэтому я не могу пройти дальше. Я знаю, что мне его не одолеть.
— Если Кошмар у каждого свой, это означает, что для меня его там не будет? — уточнил Ферн.
— Я не знаю. Законы этого места неподвластны нашему пониманию. Есть только один способ выяснить это — пойти и проверить. Но, если ты найдёшь его там… — Саймон снова отвернулся и обхватил себя руками. — Если ты сможешь убить его и освободить его сознание от Кошмара… Я буду тебе очень благодарен. Я бы сказал — я буду у тебя в долгу, но… Вряд ли тебе нужны какие-то услуги от призрака, обитающего в Кошмаре.
— А ты сам… — Ферн хотел задать совсем другой вопрос, но в последний момент передумал и спросил: — А сам ты как умер?
— После того, как Брадора забрала Церковь и заперла в камере для особо опасных прест… подопытных, я взялся выполнять его работу. И, конечно, первый же обратившийся высокопоставленный клирик убил меня. Я никогда не был и вполовину так же силён на Охоте, как Брадор или Рита.
— Так зачем ты тогда вызвался?.. — вырвалось у Ферна. Саймон глянул на него так, что слов больше не понадобилось.
— Я думаю, что те, кто принял меня на эту службу, верно оценили ситуацию, — глухо сказал бывший наблюдатель Церкви. — Они понимали, что я слишком много знаю, но не могли отдать прямой приказ о моём аресте или ликвидации. За мной не было никакой вины, а Церковь… Милосердная Церковь не убивает людей без причины. — Он испустил хриплый смешок. — А так… По сути, я оказал им услугу — им не пришлось думать, как деликатно избавиться от пронырливого шпиона, намерения которого после смерти Лоуренса никто не взялся бы предугадать.
— Понимаю, — пробормотал Ферн, хотя на самом деле понимал всё очень смутно, и всё-таки задал тот самый вопрос, который вертелся у него на языке изначально: — А ты не хотел бы, чтобы кто-то… Освободил от Кошмара тебя самого?
— Я ещё не выполнил свою задачу, — твёрдо сказал Саймон. — Я не трус и не сдамся без сражения. Знаешь… Когда Людвиг обратился, он очень мучился. Трансформация была просто ужасной. И я пробрался в подвал Зала исследований и предложил Людвигу… Помочь с этим. А он отказался. Сказал, что хочет даже в таком состоянии принести как можно больше пользы человечеству. Согласился, чтобы церковные врачи испытывали на нём разные новые препараты. Он был… Настоящим героем.
— Понимаю, — после короткого молчания сказал Ферн. — Если я найду его здесь — обязательно постараюсь сделать то, о чём ты просил. Ведь, в конце концов, я — Охотник мастерской Людвига. — Он коснулся рукояти Священного клинка над плечом. — Я сражался с чудовищами, веря в то, что продолжаю его дело. И пусть, возможно, он во многом ошибался — и мы вслед за ним, — тем не менее его намерения были благородны, и он был и остаётся для нас примером храбрости и самоотверженности. И я горжусь тем, что сражаюсь этим мечом, носящим его имя.
— Спасибо, Охотник. — Саймон поклонился. — Желаю тебе удачи. Да воссияет над тобой рассвет. — Он резко развернулся и скрылся в коридоре, ведущем в часовню.
Ферн постоял ещё мгновение, глядя ему вслед, а потом начал неторопливо взбираться на гребень каменного наплыва, наполовину поглотившего здание с плоской крышей.
Вдали, на отвратительно искажённых, таких знакомых и незнакомых улицах, раздавались дикие крики обезумевших Охотников, визг заражённых, выстрелы и лязг трансформируемого оружия.
Кошмар продолжался.
17
Вид зданий и надгробий, вросших в землю и камень под самыми разными углами, вызывал головокружение — через некоторое время начинало казаться, будто они все раскачиваются в разные стороны и не в такт между собой. Отсутствие запахов (даже кровью здесь почему-то не пахло, хотя она текла и хлюпала под ногами) ещё усиливало ощущение нереальности происходящего. Да, Ферн осознавал, что он и так находится не в мире яви; но всё же опасности здесь были вполне реальны, и свойственная путешественникам по миру сновидений беспечность могла обойтись очень дорого.
Скрытый за нагромождением камней проход напоминал скорее не двери, а пещеру в скале. Ферн вошел под каменный свод недлинного коридора и медленно двинулся вперёд, вглядываясь в багровый полумрак.
Неширокий дверной проём вёл в огромное пустое помещение с фальшивыми колоннами, на которых в кольцах горела пара тусклых факелов, почти не дающих света. В дальнем конце пустого пыльного зала виднелась широкая лестница. Судя по всему, это и было место обитания обратившегося Людвига из кошмара Саймона — вот только оно ничем не напоминало логово ужасного чудовища.
Охотник переступил порог — и перед ним будто прорвалась почти неосязаемая, как паутина, завеса. В нос ударили резкие запахи крови и горелой плоти — уже отвыкший от запахов Охотник буквально подавился воздухом и закашлялся; стало намного светлее — на стенах вспыхнуло несколько новых факелов, да в разных местах прямо на полу что-то испускало неяркий свет, будто там валялись оброненные ручные охотничьи фонари.
Ферн шагнул под высокий свод величественного зала — и застыл на месте, услышав под ногой характерный хруст. Наклонившись, он вгляделся… И его одновременно опалило жаром и тряхнуло ознобом.
Весь пол огромного помещения был устлан мёртвыми телами. В лужах крови плавали обгорелые остовы и полуразложившиеся трупы вперемешку с голыми костями — без сомнений, человеческими.
Задержав дыхание, Ферн быстро натянул на нос и рот матерчатую повязку и, стараясь не наступать на останки, медленно двинулся к центру зала. Вдруг откуда-то справа, будто бы из недр кучи беспорядочно наваленных трупов, раздался дрожащий стон. Охотник от неожиданности отскочил и поднял меч, но это оказался всего лишь один из мертвецов, который вдруг ожил, приподнял верхнюю часть туловища и потянулся к Ферну окровавленными тощими руками.
— Ах, пожалуйста… Помоги нам… — проскрипел он полным страдания голосом. — Безобразное чудовище… Грядёт великий ужас! Людвиг Проклятый идёт!
Ферн в смятении попытался обойти мертвеца, тянущегося к нему обугленными руками… Но тут же в подол плаща вцепились пальцы другого несчастного, поодаль зашевелился, зашлёпал ладонями по неподвижным телам своих товарищей по несчастью третий…
— Смилуйся, смилуйся над нами! — стонали они нестройным хором, с мольбой протягивая к Охотнику руки и жалобно разевая провалы беззубых ртов.