пах краской и мазутом. Ты снял обертку с седла прямо возле входа в магазин: «Садись и едь!».
— Пап, я ж не умею!
— Ты моя дочь. Ты все умеешь!
И я поехала. Доехала аж до Центрального универмага. А ты бежал за мной и кричал на весь
центр: «Молодец! Умница! Отлично!».
Ты хоть представляешь себе, как я гордилась?! Собой. Тобой. И великом. :) Я и сейчас горжусь. Знаешь, хочется подойти к этим мальчишкам и сказать: «Это мой папа!
Мой!» И язык показать.
Ты самый сильный, пап! Даже с этой палочкой…
Помнишь, как мы любили ходить пешком?! Путешествовать. Ты будил меня рано-рано в
воскресенье: «Доча! Подъем! Мы отправляемся в путешествие!» Это я сейчас понимаю, что мы
ходили всего лишь на Северную Салтовку. Тогда мне казалось, на край света! Мы исследовали
норы кротов и даже одного выследили, помнишь?! Он оказался хомяком, только без глаз, чудище такое. :) Я больше никогда не видела живого крота, пап… На обратном пути ты
рассказывал о планетах и чертил на земле Солнечную систему.
А помнишь груши на спуске Жилярди?! Мы шли пешком в центр, был август, и прямо у
дороги стоял старенький стул, на нем огромный таз с грушами и табличка «Угощайтесь! Груши
мытые!». Ты тогда сказал: «Вот это настоящее, доча. Это НАСТОЯЩЕЕ!».
Из путешествия мы приносили землю для цветов. Господи, сколько их у нас было?! Не
меньше ста, наверное. У тебя всегда цветут цветы, пап. Даже нецветущие виды! Помнишь
лиану?! Мы думали, она заболела, а потом вычитали в энциклопедии, что растение так цветет.
Причем один раз в 15 лет! В нашем доме она цвела каждые три года. Может, ты какую-нибудь
Нобелевскую премию флористов проморгал?
И птицы. К нам всегда залетают птицы, почему?! Однажды зимой в двадцатиградусный
мороз голубиха снесла яйцо на балконе, помнишь? Это, наверное, была премия орнитологов. :) Кого только не было! И сорока была, и ласточка залетала, и даже снегирь! Синиц, воробьев я
вообще не считаю, эти, как к себе домой. :) А Кешка, Кешка наш, он же тоже залетный!
Главное, говорит только твоим голосом.
Помнишь, мы скворечник на балконе ставили?! Ты уставший, с работы, а я прицепилась:
«Пап, ну давай скворечник сделаем, ну давай!» И мы до ночи с фонариками на балконе
возились... Я подавала гвозди, а мама ворчала, что поздно. А потом в нем воробьи поселились, помнишь?!
А недавно Сашка по телефону с одноклассницей разговаривает, слышу, гордо так заявляет:
«А мы с дедой кормушку для синиц на окно повесили!» С ДЕДОЙ!
Только теперь они, заразы, с шести утра клювами в окно колотят, завтрак им подавай. А
мама говорит, что «они, поросята, за день две буханки хлеба съедают». :) Понимаешь ли ты, как я люблю тебя, пап?! Знаешь ли, как горжусь тобой?!
Никогда не говорила тебе этого. И ты мне не говорил. Потому что: «Пойми, доченька, деревья зеленые, и ты это точно знаешь, и это не нужно произносить».
Пап, я могу цитировать тебя часами. Все, что ты говорил тогда, сейчас можно высечь на
мраморе. И все-таки мне всегда не хватало этого: «Я горжусь тобой, доча».
Мне кажется, ко многому в жизни я стремилась только ради этих слов…
А недавно не выдержала и спросила прямо. Мы сидели на кухне вдвоем. Я долго собиралась
духом и наконец сказала:
— Пап, ты мной гордишься?!
Я держала «наготове» все написанные книги, снятые фильмы, статьи, репортажи, медали, грамоты… А ты ответил:
— Понимаешь, доченька, ты не сделала в жизни самого главного. Ты не создала крепкую
семью.
Я не обиделась, пап. Честно. Я понимаю. Ты никогда не говорил о нравственности, не читал
нотаций, не произносил вслух: семья — это настоящее. Но я всегда знала, что это так. Как
зеленые деревья. Как груши. Мытые.
Знаешь, пап, я хочу тебе кое-что сказать. В моей личной жизни виноват ТЫ!
Ты — причина моих бесконечных разочарований в мужчинах (я не вредная, мам, не
капризная, я просто воспитанная слишком сильным человеком, твоим мужем).
Я искала пап. Каждый раз искала, чтобы хоть чуть-чуть похожий. ТАКИХ нет, понимаешь?!
Есть другие. И они нормальные, даже хорошие...
Но зачем ты научил меня, например, тому, что Мужчине не может быть больно?!
Мне было чуть больше, чем Сашке сейчас, когда ты пришел с перебинтованной рукой и
сказал, что порезался.
— Ничего, ничего, не волнуйтесь, я слегка поранился. Да брось ты, Валюш, ничего я не
бледный, просто свет так падает…
Ты был белый, пап. Но мама еще долго не догадалась бы ни о чем, если б я случайно не