Хотела увековечить опус тут (там слог, там тема, там логика, да там все — иллюстрация к
юмористической брошюре «Профнепригодность»). Но не стала. Не то чтобы меня тяготило
хорошее воспитание или коллегиальная честь, просто струсила взять на себя ответственность
публично осмеять. «Да кто ты такая?!» — справедливо возмутилась бы девочка и была бы
права. Писать-то все могут...
Вспомнилась мне одна история. Про зеленую тетрадь. Чужую.
В какой-то момент, еще школьницей, я вдруг стала считаться «писателем», ну или
«писарем», в общем, пишущим человеком. Сначала было: «Анька, напиши!» (стишок, сочинение, рефератик, стенгазетку — по нарастающей). И, если честно, мне это нравилось
всегда. А после появилось новое, и оно мне не понравилось категорически. Называлось:
«Анька, почитай!». Хотя вру, в этой ипостаси форма была уже поуважительнее
— Анечка, почитайте, я роман пишу. Вы уж только внимательно почитайте, там каждое
слово ценно…
Ценность слов я понимаю, я иногда не понимаю смысла. Смысл для меня, по старинке, важен. И порядок слов в предложении, и согласованность. От штампов переворачивает, может, я капризная?
Тетрадь та, зеленая (обильно пропитанная слезами и потом гения), много лет хранилась.
Принесла мне ее девушка с восьмого этажа. Ира.
— Анечка, почитайте, я роман пишу. Вы уж только внимательно почитайте, там каждое слово ценно…
На полях пометки, сноски типа «здесь автор имел в виду то-то», «тут автор подчеркивает
яркий образ того-то». Я улыбнулась и потерла руки, обожаю хороший стеб!
«В синеве синего неба, не омраченного дневными суетно кричащими, алчущими пищи презренной, чайками, под
клубящимися темными тучами, в густом, мрачновато-сером тумане горизонта еле виднелся слабо заметный
образ белоснежного, мягкого, обволакивающего, почти утопающего в одинокой, зыбкой мечте девственника
паруса…»
Не снимая улыбки (вдруг все-таки стеб), я посмотрела на соседку: ЧТО ЭТО?!
— Это эпиграф!
Девушка высоко подняла брови, на лбу «еле виднелась слабо заметная» бегущая строка:
«Тетка не знает, что такое эпиграф, фи, а я ей шедевр доверила!». Но похвалы она вожделела
сильно, поэтому позволила мне продолжить.
Я снова посмотрела в тетрадь. Почерк ровный, крупный, наклон букв правильный до
градуса. Вспомнилась Ирина Валерьевна: «Дети! От почерка зависит ваше будущее! Брежнев
получает десятки писем, но читает только те, которые красиво написаны! Гин, тебя это
касается в первую очередь. Леонид Ильич никогда не взял бы твое письмо в руки!» Всегда
хотелось сказать: «Тю, естественно, потому что я бы ему никогда и не писала», но я боялась.
« ОН, тяжело всматриваясь в туман, снова и снова напрягая глаза, щурясь и раскрывая их, но попытки эти
были жалки и тщетны, ибо образ то появлялся, то исчезал, то растворившись, казалось бы, навеки, снова
появлялся, как невидимая дымка золотистого тумана, как тончайшая серебристая нить связывающая
сиюминутную реальность и глубокую девственную мечту, что не давала ему возможности расстаться с
надеждой…»
Я перечитывала предложение несколько раз. Не в надежде поймать смысл (ритм, форму, чувства). Нет. Я оттягивала момент. Поднять голову, посмотреть в глаза и (о боже!) что-то
сказать!? Не хочу. Не могу. Блин.
«Ир, это чушь», «Забери и никогда никому не показывай», «Немного поработай над
согласованностью», «Мне кажется, ты слегка переборщила с образностью», «Боже, это
прекрасно, как поэзия Петрарки!» Что? Что я должна была сказать? Мы стояли на заплеванной
лестничной клетке, она смотрела так, как может смотреть только моя дочь, когда распахивает
дневник с «двенадцаткой» по английскому.
— Оставь. Это не просто. Я должна почитать полностью. Не хочу делать выводов «на ходу».
Презирая себя за трусость, я хлопнула дверью. Все, пипец, теперь эта тетрадь — мое
проклятие. Заноза, кость, бельмо, орущее не о бездарности автора, не-е-ет. О моем
малодушии. И буду я прислушиваться к шагам соседей, прежде чем нажать кнопку лифта, чтобы не дай бог не встретиться в тесном прямоугольнике с алчущими признания глазами…
Через год эта семья переехала в другой район. Каждую генеральную уборку я натыкалась
на «роман» и почти доносила его до мусоропровода. Так и не смогла поднять руку.
Ну кто я такая?! Человек от души, человек, может, талантлив по-своему. Непонятый