– Но ведь мы не посторонние, – заявляет обиженным тоном ребенок. – Ведь правда же? – смотрит на меня с напряжением.
Устало вздыхаю.
– Когда я сказал про посторонних, я имел ввиду: в случае, если мы продадим этот дом, то в нем будут жить чужие люди – те, кто его купят, те, кого мы знать не знаем. А я не хочу, чтобы так было. Незнакомцы, понимаешь? Вовсе не ты или твоя мама.
Мальчишка призадумывается.
– Тогда ладно, – отвечает уже расслабленно. – А Леру сюда можно привести? – спрашивает следом.
Тая на это только улыбается и головой качает.
– Тебе все можно, – тоже улыбаюсь, однако недолго. – И запомни. Ты никогда не можешь быть для меня посторонним. Чтобы я больше такого не слышал, а ты – не думал. Ты – мой сын. Моя семья. Моя кровь. Это понятно? – заканчиваю довольно строго.
– Причем в прямом смысле, – вставляет Тая как бы между прочим.
– Вот видишь, даже твоя мама согласилась со мной, – подмигиваю мальчишке, прежде чем вернуться к завтраку.
Тот заметно веселеет. А в скором времени мы покидаем дом, усаживаясь в машину. Поскольку едем в одно место, то водитель не нужен, сопровождение выезжает следом. На этот раз дочь прокурора даже не ютится на заднем сиденье, располагается рядом, после того, как надежно пристегивает сына в детском кресле. Правда, недолго длится ее беззаботное состояние. Едва мы прибываем в офис, а я заявляю:
– Макс останется со мной. На весь день, – крепче перехватываю его за руку.
Девушка тут же останавливается, попеременно глядя то на меня, то на Максима.
– На весь день? – уточняет растерянно.
– У тебя много работы, на которой ты должна сосредоточиться. Вряд ли у тебя будет достаточно свободного времени, чтобы ты могла постоянно отвлекаться, – отзываюсь я.
– Так и у тебя много работы, разве нет? А если что-то случится? Ты вообще сидел раньше с маленькими детьми? – хмурится она.
– Он не младенец. И мы на одном этаже.
– Да, но… я не уверена, что это хорошая идея.
Мое терпение заканчивается. Да и сотрудников в прежде пустующем фойе становится больше, поэтому едва сдерживаю себя в границах вежливости.
Не уверена она, мать ее!
– То есть, создать целый холдинг у меня мозгов и сил хватило, а чтобы за четырехлеткой присмотреть, сноровки не хватит? – вопросительно выгибаю бровь.
– Да причем здесь это?! – возмущается девушка.
Отворачивается. Ладошки в кулаки сжимает. Смотрит на нас с притихшим Максом теперь в зеркало фойе. Последний и спасает ситуацию.
– Мама, – берет ее за руку. – Я буду себя очень хорошо вести, честное слово, – говорит негромко просящим тоном. – И не буду рисовать на важных документах. Правда-правда. Но можно мне с папой? Я очень хочу пойти с ним.
Тая прикрывает глаза на мгновение и согласно кивает.
– Конечно, можно, – сдается. – Прости, – говорит уже для меня. – Я просто переживаю, потому и отреагировала так. Совсем не имела в виду ничего такого, о чем ты подумал. Но обед мой! – добавляет упрямо.
– Лады, – киваю коротко.
Приезжает лифт, и вскоре мы расходимся, а я веду ребенка за собой, в свой кабинет, где по пути нам попадается моя помощница. Она смотрит на нас до того долго и пристально, что я просто не могу пройти мимо, как обычно, не заметив её присутствие.
– Знакомься, Макс, это Агата, – говорю ребенку.
Девушка несколько секунд задумчиво пялится на мое плечо, или где-то в том районе, и не сразу, но переводит внимание к тому, о ком я сказал. И чего она… Зато теперь вспоминаю про оставленное мне его матерью напоминание в виде отметины на шее.
– Привет, – улыбается тепло и ласково моя помощница, склонившись над Максом, протянув тому ладонь.
Тот не спешит отвечать на рукопожатие. Еще и свободную руку прячет себе за спину, прижимаясь ко мне ближе.
– Здравствуйте, – произносит, насупившись.
Хм…
– Она тебе не нравится? – интересуюсь прямо, едва мы все-таки заходим в кабинет, а дверь за нами закрывается.
Пальто я скидываю, оставляю на специальной вешалке.
– А тебе? – доносится в ответ с пыхтением, пока Макс тоже начинает самостоятельно раздеваться.
Помогать ему не спешу. Удивленно приподнимаю бровь, складывая руки на груди, наблюдая за его стараниями.
– Если бы она меня не устраивала, то не работала бы здесь, – отпускаю вполне закономерным замечанием.
Сын перестает бороться с молниями на комбинезоне и смотрит на меня теперь исподлобья.
– Мама лучше! – заявляет упрямо, поджимая губы. – И красивей! – добавляет через секундную паузу.