По мере моей речи, ее бровь удивленно взлетает вверх. Но другими своими впечатлениями она делиться не спешит. Некоторое время внимательно разглядывает меня, словно пытается определить, вру я или правду говорю.
– Если ты здесь, то значит являешься частью семьи Орловых, так что знакома ты мне или нет, уже не важно, – протягивает задумчиво, окончательно позабыв про чай в своих руках, ни глоточка не делает до сих пор. – И я всего лишь пытаюсь тебе помочь. Я тебе не враг. Не понимаю, почему ты меня так воспринимаешь, – улыбается натянуто. – Можешь сказать, как есть. Никто осуждать не станет. Тем более я.
Серьезно?
Правда, не понимает?
Или все-таки прикидывается?
– Помочь? С чего ты решила, что мне нужна помощь? И я тебе уже все сказала. Больше мне добавить нечего. Разве только то, что я терпеть не могу, когда ко мне лезут с непрошенными советами и пытаются насильно заставить вывернуть им душу наизнанку. Ты уж прости, но ты мне даже не плохая знакомая, чтобы я с тобой свою личную жизнь обсуждала. Не говоря уже о чем-то большем.
Вероятно, выходит излишне грубо, но как уж есть. С учетом, что мне вообще с ней не то, что общаться не хочется, но и вообще видеть.
– Мы обе знаем, что это неправда. Игнат – не из тех, кто способен выстроить здоровые, среднестатистические отношения. И раз уж ты здесь, то этому точно есть какая-то причина. О которой ты молчишь, – все-таки не верит мне Василиса. – Я не напрашиваюсь тебе в подруги. И с советами лезть тем более не собираюсь. Просто… – умолкает, а последующее звучит уже тоскливо: – Скажи, почему ты здесь, и я отстану, честно. Считай, это не любопытством, скорее, для успокоения моей совести.
Надо же, о совести вспомнила…
– Ты когда под брата своего жениха за спиной последнего ложилась – тоже о ней помнила? – не удерживаюсь от вопроса, глядя на нее не менее пытливо.
Она явно не ждет ничего подобного. На ее лице застывает удивление. Хотя с проснувшимися эмоциями справляется быстро.
– Вряд ли, – пожимает плечами девушка, опять молчаливо разглядывает меня. – Зато теперь понятно, почему ты меня так воспринимаешь… – скорее самой себе говорит, нежели мне, глубоко вдыхает и резко выдыхает. – Но если ты вдруг решила, что во всей этой истории тут самая плохая и бессовестная – я, то ты ошибаешься. Если мне не веришь, у Игната спроси. О том, какой он, ты и без меня прекрасно знаешь, раз уж здесь находишься. А если и нет, то очень скоро узнаешь и на себе все прочувствуешь, – криво усмехается, а в глазах застывает тоска. – И знаешь, один совет я тебе все-таки дам. Нужен он тебе или нет. Неважно. Обязательно пригодится, – ее усмешка превращается в такую же тоскливую улыбку. – Не зли его. Никогда. Иначе он никого не пощадит. Тем более, тебя. Ты будешь первой, на ком он выместит свою ярость.
Вдыхаю и выдыхаю, чтобы снова не нагрубить. Ничего нового она мне все равно не скажет, потому не вижу смысла зацикливаться на этом. Как и пояснять ошибочность ее выводов о причине моего отношения к ней – тоже не собираюсь. Но на откровенность решаю все же ответить тем же. Глядишь, тогда эта кикимора отстанет от меня со своим любопытством.
– Тогда и я тебе тоже кое-что скажу, так и быть. Я здесь, с Игнатом, потому что сама хочу этого, – смотрю ей прямо в глаза, чтобы потом не говорила, что я ее обманываю. – Потому что мне хорошо здесь. Рядом с ним. Да, зачастую Игнат бывает и правда совершенно невыносимым типом, почти тоталитарным во всем. Но еще чаще все как раз наоборот. Он очень чуткий, добрый, нежный, внимательный и заботливый мужчина, каких поискать. А если отвечать ему тем же, то, поверь, он для тебя горы свернет, если попросишь. Да даже если не попросишь – тоже, – на губах сама по себе расплывается теплая улыбка, адресованная тому, о ком говорю, пусть его и нет рядом. – И то, что тебе неизвестна иная сторона его характера и отношений с ним, это твои личные проблемы, не мои. Это ты ее не увидела, не я. Или не захотела рассмотреть. Тебе виднее. Не веришь мне, спроси у нашего с ним сына. Он тебе много чего получше меня расскажет, – добиваю я ее с еще более широкой улыбкой.