Когда она вышла, Дюрыгин признался, — знаешь, кабы мы с тобой сели бы играть в карты, Миша, как лермонтовские офицеры в первую кавказскую войну, я бы у тебя Олю выиграл бы, непременно, или вызвал бы тебя на дуэль и убил бы возле горы Машук.
— Валера, у тебя же Люда есть, чемпионка Олимпийских игр, между прочим.
— Кстати, разбилась на машине, в больнице сейчас — Да ты что?
— Сам отвозил Посидели, помолчали, отхлебывая кофе из своих чашек.
Потом, главный все-же спросил, — Валера, а не обидишься, если я шоу Зарайского возьму, не уйдешь от меня?
— Не, Миша, я теперь уверен, что ты как человек, глядящий в перспективу, возьмешь не шоу Зарайского, а моё, потому что оно не просто лучше, а лучше качественно.
— Ты говоришь, как раньше коммунисты аргументировали свою правоту, я помню лозунг на гостинице Украина, — учение Маркса всесильно, потому что оно верно.
— А именно так оно и есть, — кивнул Дюрыгин, — мое шоу это день завтрашний, а шоу Зарайского это день вчерашний.
— Ну? — хмыкнул главный — А и вот ситуация, помнишь в прекрасном фильме про Королёва «Укрощение огня» с бесподобным Лавровым в главной роли, там Королёв уже перед самой госкомиссией, готовую ракету над которой пол-страны работало четыре года, предлагает похерить, и еще полтора года работать над новой ракетой… Потому что старая ракета, которую только что сделали и приготовили для того, чтобы запустить в серию, она еще не родясь, уже стала морально устаревшей, а будущая ракета, над которой еще предстояло поработать, обещала быть прорывам в будущее.
— Хорошо живописал, молодец.
— Я старался.
— Но ведь то был Королёв.
— А я Дюрыгин, я в своем деле тоже Королев, — сказал Дюрыгин.
— От скромности не умрешь, — хмыкнул Михаил Викторович — И не собираюсь от скромности, это не романтично — Собираешься умереть возле горы Машук за мою Оленьку Посмеялись.
Похохотали.
На том и разошлись.
Но в голове у Михаила Викторовича что-то отложилось, потому что после ухода Дюрыгина, он попросил Олю занести ему портфолио этой новенькой. Этой новенькой кандидатки в звезды их канала. Звездочки по имени Агаша.
Глава 6
1
Роза умела сделать мужчину счастливым.
У некоторых женщин есть к этому особые таланты.
Матвей Аркадьевич Зарайский имел хорошую квартиру на Малой Бронной.
И как всем всегда любил повторять, особенно восторженным подвыпившим гостям, когда выходил провожать их на улицу до такси, что никогда и ни за что не променяет своей квартиры ни на какие коттеджи в Жуковке или Барвихе.
— Я же тут выхожу с Дотти на Тверской бульвар, гуляю с нею вдоль театров, когда публика после спектаклей расходится, любуюсь красивой молодежью. А пруды. А наши Булгаковские пруды чего стоят. Зимой мы с Дотти выходим — я на фигуристок на катке гляжу и мне приятно.
— А они на тебя глядят и им тоже приятно, — хохотали подвыпившие гости.
Все смеялись, а французский бульдожек Дотти фырчал на гостей, покуда те рассаживались, кто в такси, а кто и в свои машины с персональными шоферами.
Матвей Аркадьевич имел на Малой Бронной очень хорошую квартиру.
Трехкомнатную на предпоследнем седьмом этаже с огромным холлом и угловой гостиной с эркером, окнами выходящей на те самые пруды с зимним катком. А над этой квартирой Зарайскому принадлежала еще и мансарда, куда из холла вела роскошная красного дерева лестница. А там, в мансарде были еще две спальные комнаты, вторая ванная и студия, где покуда стояли большой бильярд и стол для игры в пинг-понг.
Внизу у Зарайского кроме угловой гостиной был кабинет и так называемая курительная, где была собрана коллекция детских железных дорог, которые Матвей Аркадьевич начал собирать, еще учась в школе, когда его дедушка — академик подарил внуку большой набор паровозов и вагончиков немецкой фирмы «пико».
После неудачного брака, Зарайский уже лет шесть как жил один. Только мама Зарайского — Анна Львовна иногда гостила у него на Малой Бронной, приезжая из своего Переделкино, где после смерти мужа — Аркадия Борисовича жила с прислугою в старом зимнем доме, помнившем еще посиделки с Корнеем Ивановичем Чуковским, вечеринки с Василием Аксеновым, Евгением Евтушенко и Булатом Окуджавой.
Хозяйство в квартире на Малой Бронной вела приходящая домработница — Клавдия Захаровна — старая москвичка, всю жизнь прожившая в Дегтярном переулке и помнившая даже бомбежки и панику осени сорок первого, когда ей — девочке пятикласснице было всего тринадцать лет. Клавдия Захаровна почти всю свою трудовую биографию прослужила у Зарайских и Мотю помнила еще крохотулей-мальчиком.