Итак, по факту – общество в его слабой неустойчивой части, выбирает удовольствия.
Особенно дети и женщины. Отсюда разврат, наркомания. Мечты о легкой сладкой жизни. И выход видится только в развитии в детях, в девочках особенно, противодействующего среде обитания морального иммунитета.
Где же его прививают?
Надо, наверное, вспомнить, что мы исторически православные христиане. И коли уж общество решило вернуться на исходные позиции тысяча девятьсот тринадцатого года, посчитав итоги семидесятилетнего развития – негативными, то и мораль надо бы принять соответственную. Как мы давеча говорили, коммунистам – коммунистическую.
А православным христианам – православную.
Отвечая на вопрос моего друга доцента, мог бы христианин учинить в стране то, чему мы стали недавними свидетелями, я тоже соглашусь: Не мог бы. Это только бывший комсомолец, который украв у бабушки икону сменял ее у американского туриста на джинсы – смог. Поколение фарцовщиков, которые в студенческой юности толкались подле гостиницы интурист, восхищаясь брюками и ботинками выходящих из автобуса "фирмачей" составили ныне поколение реформаторов. Только теперь они пошли дальше и за фетиш западного блага рассчитываются не уворованной у бабули иконкой, а десятилетиями копившимися богатствами. Не смог бы православный того, что сделали наши реформаторы, потому как невозможно переступить через завещанное через пророков: не убей и не укради, и не пожелай жены ближнего своего…
4.
Натаха уже год жила в семье священника отца Николая.
Работала по дому, помогала его матушке (в смысле, жене) по хозяйству и с детьми.
Много читала.
Пела в церковном хоре.
Через пол-года стала получать зарплату, как певчая…
Денег хватало.
А на что надо?
На книги, да на мечты…
Глава 6
1.
Джон, наконец-то был вынужден признать, что с большой настоящей работой, какой ожидал от него Махновский, он, вероятнее всего не справится. Одно дело копеечные по столичным масштабам поганки прокручивать, да на все готовых провинциальных шлюшек на даче у друзей скрытыми камерами снимать, и совсем другое дело организовать съемки настоящего многомиллионного телешоу в большой студии, когда от сумм спонсорских и рекламных денег даже запахи идут такие, что у всех присутствующих кружатся головы и у сопричастных к делу непроизвольно прорезывается какой-то неконтролируемый сознанием смешок, как от чистого кислорода или от хорошей марихуаны.
– Я один такое дело, да еще и в такие сжатые сроки не потяну, – признался Махновскому Джон, я тут подумал, что неплохо бы Мотю Зарайского притянуть, пусть нам поможет в Останкино в большой студии, он как раз хотел с Ирмой работать, так и пусть поработает, а я сконцентрируюсь на спец-постановочной части на даче.
– Давай-давай, – Махновский сходу одобрил идею Джона и протянул ему палец с перстнем для поцелуя, – этот Мотя все так же на ту твою Розочку душонкой своей заточен? Так ты и простимулируй его, пусть за девочку постарается, а денег я ему дам…
Зарайский вернулся из круиза загорелым и окрепшим. Рассматривание себя в зеркале теперь доставляло ему большое удовольствие и впервые в своей жизни, Мотя вдруг перестал стесняться своего тела. За четыре месяца тяжелой работы палубным матросом по совместительству с работенкой трюмного машиниста, которую Моте ежедневно по двенадцать часов в сутки приходилось выполнять на паруснике "Дункан", тело его, его мышцы, за которые ни один уважающий себя тренер по фитнесу еще пол-года назад не дал бы и трех рублей за их мышечной бесперспективностью, вдруг как-то удивительным образом эти мышцы теперь оформились под еще недавно – дряблой белой Мотиной кожей и даже как-то вызывающе набухли, и если Мотя принимал теперь перед зеркалом позы, подсмотренные им когда то у культуристов, то позы эти теперь не выглядели совершенно карикатурными, как это было еще три месяца назад. Теперь в зеркале Мотя видел симпатичного молодого загорелого и даже спортивного мужчину средних лет. Теперь и костюмы на нем сидели совсем по другому. Брюки в талии ему были потребны теперь на два размера меньше, а вот пиджак, наоборот – нужен был пошире в плечиках.
Дай человеку другое тело и душа его станет петь совершенно иные песни!
Песни о Розе.
О Розе Мотя не переставая думал на протяжении всего круиза. И идя по серой дождливой Балтике, и проходя по каналам Голландии и Германии, думал о Розе раскачиваясь и нещадно травя на волнах штормящего Северного моря, мечтал о Розе идя по красивейшему в своем солнечном спокойствии Бискаю, душою летел к Розе проходя Гибралтар и с тоскою мечтал о ней, любуясь несравненными красотами Адриатики…
В нечастые минуты отдыха, свободные от сна, от вахты и от бесконечных дополнительных работ, которыми то и дело награждали и наряжали его то кэп, то старший помощник, Мотя читал найденного им на судне Джека Лондона. Морского Волка.
Раньше, в Москве бы и в руки не взял бы…
А тут, как кстати пришлась эта книжка!
Мотя впитывал каждую строчку, каждую мысль, каждое слово этого американца и переносил судьбу героя книги на себя.
– Хорошо бы тоже ножик наточить, да и зарезать старшего помощника, – думал Мотя, читая роман в том его месте, где главному герою пришлось выдержать сложную психологическую схватку за выживание на борту, – и все-таки, я правильно сделал, что отправился в этот круиз, – твердил Мотя, отрываясь от до дыр зачитанных страниц, – я совсем другим вернусь в Москву, и Роза еще совсем по другому на меня посмотрит, и я еще отомщу всем этим и Джону и Махновскому за то унижение, которому они меня подвергли.
– Мотя, это Джон Петров, помнишь меня? – сперва Мотя был готов грязно выругаться в трубку, так грязно выругаться, как ругались капитан со старпомом, когда что-нибудь на судне ломалось или приходило в негодность.
В трубке снова раздался голос Джона, – Мотя, это я, Джон, ты уже вернулся с морей? А у нас для тебя работенка хорошая имеется, на канале у Михаила на Эр-Ти-Ви-Эн новое шоу с твоей Ирмой ставить?
Зарайский не стал ругаться по-матросски, как научился во время похода вокруг Европы, но ответил с хрипотцой, – а с каких это радостей вы меня берете? И куда Михаил денет Дюрыгина с его народной-простонародной простушкой, которую тот на свалке нашел?
– Дюрыгинское шоу пойдет само по себе, а мы своё шоу начинаем готовить, Махновский таких инвесторов и рекламодателей привел, что бюджет наш теперь Голливуд с его Коламбиа Пикчерз и Твенти Сенчури Фокс сожрет и не подавится, у нас все тюменские нефтяные деньги теперь на наше шоу работают, нам теперь можно если захотим, хоть пирамиду из чистого золота в студии в качестве декорации выстроить и Ди-Каприо с Дженифер Лопез ведущими нанять, а Майкла Джексона нанять за песи-колой для режиссера бегать, вот такие деньги для нас Махновский вытряс, так что собирайся, поедем в студию.
Сперва Мотя хотел было сказать, что не только не поедет работать с Джоном и с Махновским, но и при удобном случае еще и морду Джону набъет за то, что тот устроил на даче в Переделкино, но Джон вдруг опережая Моту, сказал еще, – - А ассистенткой у тебя Роза будет, помнишь ее? Она про тебя все меня спрашивала, между прочим, когда Зарайский приедет? Когда я его увижу?
– Правда спрашивала? – надтреснутым голосом спросил Зарайский.