Выбрать главу

Потом их, конечно, хоронили.

Виктор посторонился. Мертвый мужчина, задев его локтем, медленно побрел вглубь пассажа, наткнулся на стеллаж и остановился.

Послышался вздох. Потом горловой клекот.

Виктору была видна плотная спина в родинках и жировых складках на поясе, покачивающийся стриженный затылок, завязки фартука.

Он подумал: надо кого-нибудь позвать, но почему-то стоял, не двигаясь, и смотрел на ворочающегося, скребущего пальцами по воздуху мертвеца, пока откуда-то снаружи не донесся гроход и жестяной звон.

Вслед за звоном в пассаж влетела тачка, длинные ручки которой держал Яцек, а за ним по пятам вбежала женщина в легком платье, раскрасневшаяся, с тревожно распахнутым лицом.

— Он здесь, здесь!

Загрохотала сбитая стойка.

У Виктора Яцек затормозил, отпустил ручки, и они рогами поднялись к низкому потолку.

— Господин Рыцев?

Лицо молодого полицейского вытянулось. Он даже сделал попытку отмахнуться от Виктора, как от морока.

— Это не он! Не он!

Женщина в дробном стуке каблуков проскользнула мимо, к мертвецу, и обернулась:

— Яцек!

Не сговариваясь, они бросились помогать.

Яцек подвел тачку, откинул передний борт, а Виктор вместе с женщиной принялись грузить в нее мертвого мужчину. Это оказалось не просто: мертвец упирался, вяло отпихивался похрустывающими руками, а, уже посаженный, упрямо пытался встать.

Они боролись с ним несколько минут.

Женщина страдальчески кривила рот, дышала прерывисто, один раз из нее вырвалось: "Ну, папа, папа же!". В вырез платья, когда она наклонялась, Виктору то и дело показывались ее груди, частично скрытые материей бюстгалтера.

Груди были симпатичные.

И лицо у женщины было красивым, с маленькими обкусанными губами, пушком на щеках, глазами-озерами, светло-зелеными, в которых Виктор с удовольствием бы утонул.

Несколько раз они касались друг друга, ладонями, предплечьями, перехватывая руки мертвеца или лишая его движения, и от женщины шло мягкое, суховатое тепло, перекидываясь на Виктора разрядом возбуждения.

Хорошо, комбинезон скрывал.

Он подумал: это желание? Тогда желаю.

Затем Яцек потянул осевшую тачку, выход приблизился, наплыл, взвизгнули колеса, и мертвец, обжатый бортами, оказавшись под открытым небом, вдруг успокоился, прекратил ворочаться, и держать его стало не нужно.

Виктор распрямился одновременно с женщиной.

— Куда его?

— На кладбище, — женщина спрятала за ухо непослушную прядь, протянула ладонь: — Вера.

— Виктор.

Они медленно пошли за тачкой. Вера поглядывала на него искоса.

— Вы из столицы?

— Да, — улыбнулся Виктор, — и об этом здесь знают все.

— Просто к нам больше никто не ездит.

— А поезд?

— Зарядит батареи, увезет вас, может, еще кого-то, и мы не увидим его еще год.

Яцек потянул тачку с мертвецом на полосу асфальта между зданием почты и приземистым, видимо, горевшим домом с черными от сажи окнами. Виктор схватился, помог ему преодолеть поребрик.

Мертвец болтал ногами.

Поскрипывали колеса, звуки шагов дробились, отражаясь от стен. Вдалеке поступала темная кромка кратера.

— Вас поселили на Донной? — спросила Вера.

— Мне сказали, это постоянное место обитания следователей.

— На вас корабельный комбинезон.

— Отцовский.

Вера бросила взгляд на мертвеца в тачке.

— Он жив?

— Нет, — сказал Виктор. — Отец умер. Давно.

Яцек впереди остановился.

— Эй, — обернулся он, — вообще-то тачка тяжелая.

— Впряжемся? — спросила Виктора Вера.

— Вы — за одну ручку, — сказал он, — а я — за другую.

Так и сделали.

Освобожденный Яцек пошел чуть в стороне, тактично шурша травой, выросшей у тротуара.

— А это ваш отец? — кивнул назад Виктор.

— Да, — ответила Вера. — Только…

Она вдруг залепила себе ладонью по лицу. Ногти оставили царапину на переносице. Из глаз брызнули слезы.

— Не думай! — крикнул ей Виктор.

И прокусил язык.

Ручка выскользнула из пальцев. Тачка взбрыкнула, мертвец вывалился из нее, нелепо взмахнув руками.

Дальнейшее Виктор видел уже отрывочно — между приступами боли, между затемнениями, между тяжелыми ударами колокольного языка о стенки черепа.

Бум-м-бом-м!

Асфальт прыгнул в ладони. Асфальт опрокинулся. Угол дома. Кусок крыши. Белое многослойное облачное волокно. Иглы под ногтями. Больно-больно-больно!

Его катало, то приближая к скрюченной фигурке Веры, то отдаляя от нее. Ему мерещился ее слепой — один белок, без радужки — глаз. Ее пальцы, хватающие за рукав. Ее щека, трущаяся об асфальт.

Он слышал ее крик, протяжный, почти вой:

— Господи-и-и!

Он видел затылок Яцека, стоящего на тротуаре и пытающегося обнять руками дом. Яцек стоял неподвижно и, кажется, шептал:

— Я доволен, я всем доволен.

Во рту было полно крови.

Боль вгрызалась в мышцы, сверлила кости и зубы, хрустела суставами. Боль перемалывала, и Виктор хрипел и изворачивался, давил ее, вытряхивал из себя, сплевывал ее, но она накатывала новой, яркой волной.

Я р-р-рад! Су… Р-рад!

А потом все кончилось. Незаметно и разом. Как всегда.

Виктор обнаружил себя сидящим у тачки, обессиленным и разбитым, с ладонями в крови и распухшей вдобавок к скуле губой. Вера упиралась лицом в его плечо, уже не наддутое, скисшее, и баюкала левую руку.

А еще он, оказывается, свистел:

— Ф-фы… фи-и-и…

Хотя ему думалось, что он говорит: "Все хорошо, все позади". Но это прокушенный язык зачем-то словам мешал.

Как ни странно, после наказания можно было даже поймать кайф.

Главное — не шевелиться. В контуженном болью теле бродил пост-эффект, и оно казалось легким, расслабленным, невозможно-воздушным. Не тело — суфле.

И хотелось спать.

— Господин Рыцев!

Виктор скривился от впившихся в руку чужих пальцев.

— Оффынь.

— Господин Рыцев, мертвец уходит!

Яцек потянул его на себя, и притихшая боль выстрелила залпом — в висок, в поясницу, в шею, по ногам.

Виктор заскрежетал зубами.

— Фука.

Он поднялся, оставив без опоры коротко простонавшую Веру.

— Уходит! — снова повторил Яцек.

Виктор, пошатываясь, повернул голову.

Мертвец удалялся на четвереньках. Ему не мешал даже развязавшийся фартук. Он наступал на него коленями, вонзался головой в асфальт, но упорно, обдирая лоб, полз прочь.

Не в ту сторону, подумалось Виктору на ходу.

Надо было бы к кладбищу. Не в город. Все мертвецы должны сами ползти на кладбище.

Да и закапываться — тоже.

Серая спина Яцека, которую он пытался держать в поле зрения, вдруг качнулась и исчезла, оставляя ему панораму пустой улицы. И куда?

Виктор опустил взгляд.

Яцек был здесь. И мертвец был здесь.

Казалось, они теперь ползут вместе. Только Яцеку тяжелее, и он цепляется за чужие шею, спину, стараясь не отстать.

Мертвец пускал газы.

— Помогите уже, — прохрипел Яцек.

— Фяс.

Виктор нагнулся.

С третьей или четвертой попытки ему удалось поймать в захват плечо. Кожа у мертвеца была теплой и жирной наощупь. Пальцы скользили.

— Разворачиваем, — сказал Яцек.

Виктор потянул вверх.

В голове было: завалюсь — не встану. Если завалюсь — все. Кровь шумела в ушах.

— Еще чуть-чуть!

Треснула фартучная тесьма.

Мутные, в темных пятнышках глаза мертвеца вдруг оказались совсем близко и заглянули в него: кто ты? Влажным холодом продернуло правую щеку. Спустя мгновение Виктор понял, что его облизали.

— Ффясь!

Он дернулся, ощерился, перехватился.

Качнулось, смещаясь, небо, и Вера с тачкой оказались впереди, а не сзади. Как и кромка кратера, косо обрезающая облака.