Следующий — низенький лейтенант с летными петлицами, веснушчатый, белобрысый и безбровый, как Коротеев из седьмой роты.
Она намылила щеки, покрытые редким белесым пушком.
— Не узнаешь, Незабудка?
— Личность твоя вроде знакомая... Но боюсь, что... Тем более весь в мыле... Ты бы минуту назад спросил...
— А кто меня под Кенигсбергом в звании снизил? Из орла произвела в мокрые курицы!
Она отвела бритву, которой уже намеревалась провести по щеке. Пригляделась еще раз — нет, не узнать! Физиономия в пене, видны только курносый нос, глаза бутылочного цвета, лоб в морщинках.
— Да «огородник» я!
— Во саду ли, в огороде, — пропела она.
— Костю Феоктистова помнишь?
— Никак нет.
— Вот чудачка! Ты же его спасла. Еще командовала, размахивала руками, когда мы его в фанерную люльку грузили. — Он поглядел на бритву в ее руке и вспомнил, как она стояла тогда с обожженными руками, боясь к чему-нибудь прикоснуться.
— Значит, это ты на драндулете приземлился? — просияла Незабудка. — Так бы сразу и сказал. Я же фамилии-имени-отчества твоего товарища не знаю. Сперва некогда было спрашивать, а потом боль все из ума вышибла.
— Мы с Костей неразлучная пара. — Он оглянулся на пустующее кресло справа, на клиента слева и сказал намеренно громко: — Между прочим, недавно получил звание капитана. И орден еще один добыл. С самим Александром Невским познакомился... А Костя часто тебя вспоминает. Расскажу про нашу встречу, сразу заявится...
Едва лейтенант ушел, как появилась Вера. Пока лейтенант брился, она пряталась в полутемной подсобке ни жива ни мертва. Словоохотливый и смешливый лейтенант — ее кавалер по танцам, о котором она рассказывала! Красавцем его не назовешь, Незабудка могла в этом убедиться, в богатырях он тоже не числится, но добряк и танцор неутомимый. Когда провожает после танцев — с глупостями не лезет. Вера и ему наврала на танцах, что она в горсовете на ответственной работе. А то погнушается водить знакомство с парикмахершей, как-никак летчик-истребитель!
— Истребитель? Кто тебе сказал?
— Сам сказал. Его весь фронт знает. Незабудка рассмеялась:
— Вот трепло с веснушками! «Огородник» он. Зимой раненых возил, у него две фанерные плацкарты над лыжами. Так что квиты вы с ним. А ты особенно и не наврала. Парикмахерская при коммунальном отделе, коммунальный отдел при горсовете, а стричь-брить — работа ответственная.
14
Капитан объявился назавтра. Незабудка узнала его сразу — высокий лоб, усталые глаза в пустых ресницах.
Когда-то она видела эти глаза сквозь смотровые щели, оставленные ею в маске из бинтов.
Там, где шлем или очки закрывали кожу, она смуглая, а подбородок, нос, скулы и лоб над бровями обтянула розоватая кожа в отметинах, вроде оспенных знаков. Там, где ожоги, волосы не растут, нужно бриться почаще.
— Кожа-то у вас повышенной чувствительности. Вам легкие, неторопливые, добрые руки нужны.
— Ваши. — Костя сел в кресло к Незабудке.'
Незабудка вспомнила, как он лежал на матраце, вынесенном из ближнего дома, лежал прямо на снегу, под трофейным одеялом и еще под тулупом, запеленатый в парашют. В ожидании санитарного самолета У-2 она напевала ему песенку летчиков на мотив шахтерской «Прощай, Маруся ламповая».
Он спросил — долго ли она мытарилась со своими руками. Она посмотрела на свои пальцы со следами ожогов и отмахнулась от вопроса. А он признался, что и сейчас еще под напором ветра болит кожа на лице и больно натягивать шлем с ларингофоном.
Встретились они, как старые друзья. Вера подметила — капитан обрадовался встрече больше, чем Незабудка.
— Мы потому встретились, — сказал Костя, — что я очень часто вас вспоминал.
В этот момент в дверях, ведущих из мужского зала в подсобное помещение, появилась Данута с плачущим Павлушкой на руках.
— А это мой сыночек, — сказала Незабудка. — Он сейчас обедать будет. Время кормить его...
Незабудка не помнила — сказала она тогда летчику-погорельцу о своем замужестве или не сказала? Но о сыне заговорила без тени смущения, даже со сдержанной гордостью. И в самом деле, разве может ребенок, при каких бы юридических обстоятельствах ни явился он на свет белый, хоть в чем-то уронить достоинство матери?
— А я и не знал, поздравляю, — смутился Костя. — От всего личного состава эскадрильи, как сказал бы «огородник» Никита.
Незабудка перепоручила капитана Вере с просьбой побрить его очень осторожно и скрылась за дверью подсобки.
— Я не хотел бы с вами так расстаться, — сказал свежевыбритый Костя, дождавшись Незабудку. — Часто о вас думал. А благодарность моя так велика, что...
Она перебила его обещанием взять на полное парикмахерское довольствие, пока он дислоцируется в городе.
— Всего на две недели, — с сожалением сказал Костя.
Скоро они расстанутся. Эскадрилью комплектуют истребителями последней модели и отправляют на Дальний Восток.
Разговаривая столь откровенно, он подчеркивал, что, хотя Незабудка и демобилизовалась, для него она по-прежнему старший сержант.
Незабудка позвала его вместе с «огородником» в гости на субботний вечер и дала адрес.
Она решила пригласить и Веру. Но та прийти отказалась — по субботам танцы, ее будет ждать лейтенант. Незабудка заверила ее, что лейтенант в субботу занят, она это точно знает. И только тогда расстроенная Вера поблагодарила за приглашение и обещала прийти.
Личный состав эскадрильи в лице капитана и лейтенанта заставил себя ждать. Гости не сразу нашли улицу и дом, сбились на форштадте с курса. Костя признался, что на земле ориентируется хуже, чем в воздухе.
Трудно описать удивление, с каким встретились «огородник» Никита и Вера.
— Но все проходит, подругу друг находит, — пропела Незабудка Вере и Никите, которые долго удивлялись своей встрече — она безмолвно, а он шумно.
Никита притащил объемистый сверток. Одеяло, что ли? Оказалось, немецкий парашют.
— Хочешь — сшей себе шелковое платье. Или порежь на пеленки...
А капитан приволок пакет с продуктами — сахарный песок, сгущенное молоко, банка с обязательной свиной тушенкой под названием «второй фронт», кулечек риса, пакет с яичным порошком, что-то из сушеных фруктов. Даже бутылка со спиртом оказалась в пакете.
— Одного тольки птушаччаго молока хиба нет, — сказала Данута, принимая продуктовый дар летчиков.
— Если память не изменяет, летный паек номер пять? — глухо засмеялась Незабудка с набитым ртом. — Давненько мы с Данутой и Павлушей так не отоваривались.
Никита умилился при виде малыша, несколько раз подходил к люльке, тряс погремушкой и все недоумевал — когда это мамаша успела так быстро обогатиться потомством, да еще таким черноглазым? А уши-то розовые и совсем прозрачные!
— Весь в отца, — сказала Незабудка с улыбкой.
Она вглядывалась в лицо Павлушки, пытаясь отыскать какие-то черты Павла, уловить сходство. Он чему-то улыбнулся — прислушался к погремушке или к шумному застолью?
Костя предложил выпить за благополучие отца семейства, сержанта Павла Тальянова.
— Он теперь старшина, — поправила Незабудка, настраивая гитару.
— Мы тоже в сапог не сморкаемся, — кивнул Никита в сторону капитана.
Не обошлось без душещипательной песни летчиков.
Машина в штопоре вертится, Ревет, летит земле на грудь. Не плачь, родная, успокойся, Меня навеки позабудь. И вынут нас из-под кабины, Поднявши на руки каркас, Взовьются в небо «ястребочки», В последний путь проводят нас. И понесутся телеграммы Родных и близких известить, Что сын ваш больше не вернется, В дом не приедет погостить... Заплачет горько мать седая, Слезу с усов смахнет отец, И лишь невеста не узнает, Каков был летчика конец. И будет карточка валяться За грудой пожелтевших книг — В знакомой форме, при погонах, Невесте дела нет до них...