Когда девочка проснулась, то Эдна была рядом. Долгое время понадобилось, чтобы девочка перестала бояться людей. Оказалось, после смерти отца, от которого она тоже не видела ничего хорошего - тот заставлял дочь с малых лет содержать лачуги, в которых жил на приисках, стирать да готовить, девочка решила вернуться к родным матери. Но в племени лишь избили и выбросили её из деревни, не приняв " ребенка белого человека". Так девочка осталась совсем одна. Попытав счастья в поиске хоть какой-то работы, она едва не попала в лапы нехорошим людям, что пытались сделать её, совсем ребенка, прислугой не только по дому. Такое бывало очень часто, правда, с взрослыми женщинами-индианками, и добровольно. От голода многие из них покидали резервации, начинали помогать старателям сперва по хозяйству, стирали и готовили. А после многие безропотно соглашались и делить постель.
ДжоДжо, невинная душа, боролась за себя как в смертный час- решив, что её собираются убивать, она искусала и исцарапала мужчину, к которому хотела наняться в помощницы. А после бедное дитя скрывалось много месяцев в лесу, делая немногочисленные вылазки в город, чтобы обменять пойманную едва ли не вручную дичь на что-то съестное. Конечно, она совершенно одичала, а стылые зимние ночи, проводимые ею в пещерах или на задворках улиц, пошатнули и без того хрупкое здоровье.
Но сейчас, глядя на ДжоДжо, Эдна видела перед собой весьма милую юную девушку, и ни о чем так не жалела, как о том, что они не могут дать девушке достойного образования. Церковно-приходская школа, что была открыта здесь приезжим проповедником для немногочисленной местной ребятни, также быстро закрылась, когда Преподобного Джонса застрелили в одной из пьяных драк- он пытался разнять пьяных ковбоев. А для того, чтобы отправить девушку в пансионат, им нужно было удачно продать скот, которого становилось все меньше и меньше. Неурожай или излишне жаркое лето, тонкие сетки ручьев, за которые подчас шла настоящая война между соседями, кражи скота, мор и москиты- всё это медленно но верно сводило поголовье к нулю. И у других фермеров или владельцев таких же небольших ранчо дела обстояли ничуть не лучше- ни поле, ни скот упрямо не желали поддаваться воле человека. Некоторые пытались придумать, как поймать и одомашнить тучных медленных лонгхорнов, что огромными стадами паслись у подножья гор. Но индейцы, считавшие этих животных своими, быстро отбили всякую охоту даже у самых ярых сторонников поиска новых животных для разведения.
-Все будет хорошо. Он скоро вернётся.- ДжоДжо, подойдя сзади, обняла названную мать за плечи. Та улыбнулась, мягко похлопав девушку по руке.
-Да, ты права. Давай выпьем немного чаю? Как ты смотришь на это?- перевела она тему, хоть на душе было неспокойно.
****
-Я тебе говорю- сиськи у нее будь здоров. Я сам видел, как она раздевалась у той речушки!- жадно блестел глазами Билл, рисуя в воздухе мясистыми пальцами очертания женской груди - Мелкая, вертлявая. Кругом зырк- вроде, приметила меня. - довольный тем, что Хок и остальные жадно слушают его, Билл сделал гримасу, а после укрыл голову руками,- А я - не дурак. Залёг на пригорке, значит. И лежу, не шевелюсь. Только слежу за ней. Ну, эта краснокожая успокоилась - и вещи-то скидывает. А там- ух!- он томно причмокнул губами, делая вид, что целует невидимую девицу, так пленившую его воображение- Мельком, оно, конечно. В воду прыгнула, и одни брызги. А дальше и не видно её...
-И чего им как нормальным людям не мыться?- задумчиво произнес Хок, хоть по его лицу было видно, что мысли его сейчас совершенно о другом.
-Да красномордые ведь! - подытожил Билл, скривившись в отвращении- Все у них не как у людей. Но сиськи....ты бы их видел.
Томми, нервно кусавший губы, стоял чуть поотдаль. Банда, решившая сегодня порезвиться напоследок, была полна какой-то мрачной решимости, одержимости. По одному виду каждого из них, по тому, как ладили Хок и Билл, как мрачно усмехался Призрак, Томми понимал- грядет нечто плохое. Гораздо хуже ограблений перепивших работяг или нападений на дилижансы. Совесть парня уже давно взывала к нему, и её голос становился все громче и громче. Остатки былой человечности не позволяли молодому человеку мириться с его образом жизни. То, что когда-то давно он выбрал как игру, как провокацию, свой способ мести обществу, не принимавшему его и сестру, детей главной шлюхи города, превратилось в нечто ужасающее, омерзительное, разъедающее душу так, что ни один алкоголь не мог больше помочь, ввергнуть его в блаженное забытье.