Авонмора поставила на землю ведро с молоком и с подозрением окинула младшую долгим взглядом.
– Чего это ты такая бледная? Лина! Ты меня слышишь? Что случилось?
– Ничего, – Эйлин отчаянно затрясла головой, пытаясь собой прикрыть тот самый след на окне, – просто задумалась…
Но Мора всегда была умна и наблюдательна – сразу поняла, что рыжая лукавит.
Она чуть сдвинула младшую в сторону и испуганно ахнула.
– Это ещё что?
– Не знаю, – почти честно ответила Эйлин. – Я пошла открывать… и увидела…
Они переглянулись испуганно. Мора задержала взгляд на лице сестры, словно пыталась поймать её на лжи или недомолвках.
– Вчера здесь точно ничего не было, – тревожно покачала головой она. – Ты ночью ничего не слышала?
– Нет, – мотнула головой Эйлин.
– Что же это такое?
– Может… какой-то зверь… – рискнула предположить Лина, больше для своего собственного успокоения.
– Это у какого же зверя такие когти? – фыркнула Авонмора и чуть заметно вздрогнула. – Не похоже на лисицу или горностая… Таких огромных лап нет даже у волкодавов дядюшки Мерфи.
Эйлин только кивнула согласно и отвела в сторону взгляд.
Она чувствовала, как сестра пристально смотрит на неё, от этого назойливого внимания пекло щеку.
– Лина… – наконец тихо окликнула её Мора. – Ты что-то знаешь об этом… А ну-ка рассказывай!
Эйлин тяжко вздохнула, заглянула в светлые глаза сестры и честно выложила всё.
Какое-то время Авонмора молчала, потом твёрдо сказала:
– Отцу надо рассказать. И показать.
– Может, не стоит… Ты же сама сказала, что он уже седой из-за меня… – нахмурившись, попыталась возразить Эйлин.
– Нет, это надо показать, – непреклонно решила Мора, подхватила ведро, разворачиваясь к крыльцу. – Я сама расскажу, как только вернётся. А теперь открывай ставни, и пошли в дом! Нечего тут стоять – не хватало ещё, чтобы бабушка Шелта это увидела.
Преодолев неприязнь и страх, Эйлин всё-таки открыла тяжёлые ставни и хотела уже пойти следом за старшей сестрой…
Но тут ей почудилось, будто что-то блеснуло в том самом кустике ромашек.
Она вернулась обратно, наклонилась и вытащила из мохнатой пахучей зелени веточку незабудок, сверкающих лазурным серебром. Распахнув глаза, Эйлин несколько мгновений смотрела на это чудо, а потом боязливо оглянулась по сторонам, точно вор, и быстро спрятала свою находку в карман передника.
***
9 Сны на рассвете
Эйлин
– Нужно уходить.
Отец очень долго молчал. Безразлично жевал свежую лепешку, запивал молоком и молчал. Смотрел прямо перед собой, отрешённо, задумчиво. А потом вдруг отставил кружку. И сказал это.
– Что? – в один голос воскликнули сёстры.
Эйлин испуганно покосилась на старшую – может, она что-то не так поняла. Но, судя по широко распахнувшимся глазам побледневшей Моры, отец сказал именно то, что она подумала.
Он вернулся четверть часа назад. Эйлин как всегда поспешила навстречу. Она уже не была той весёлой крохой, что всегда стремглав неслась встречать его у изгороди, но эту старую добрую традицию и сейчас не забывала. Знала, что отца это радует.
Но в этот раз Авонмора тоже вышла во двор, позвала отца за собой и без лишних слов указала на след от когтей.
Отец замер на месте, помрачнел как-то сразу, желваки заходили на скулах.
– Вы видели, кто это сделал? – наконец глухо уточнил он.
– Лина видела, – кивнула сестра.
Отец перевёл на неё тёмный взгляд, и Эйлин вдруг поёжилась, не зная, что сказать.
– Я думала, это просто сон… – передёрнула она плечами. – А потом увидела это. И теперь… я не знаю… Он меня звал. Чудовище… страшное… в чёрном плаще… Оно хотело пробраться в окно.
Отец вздохнул тяжело, судорожно, погладил её по голове, словно утешая, и сказал, вторя недавним словам Моры:
– Идёмте в дом! Пока кто-нибудь из соседей это не заметил…
Но он и в доме не спешил говорить о том, что случилось. Сел за стол обедать, словно в любой другой день. А Эйлин смотрела на него, и кусок в горло не лез.
А ещё чудилось, что в кармане передника так печёт, словно она туда раскалённые угольки насыпала. Лина даже украдкой поглядывала, не горит ли её одежда. Но ничего подобного не замечала. Видно, жгла так сильно её лишь собственная совесть.
Она теперь сама не понимала, зачем забрала эти цветы, зачем спрятала, зачем не сказала сестре о незабудках. И что ей теперь делать с этой небесно-голубой веточкой, она тоже не понимала.
От сидских цветов, по-хорошему, надо избавиться – но сердце так больно сжималось лишь от одной мысли, что она их выбросит, просто невыносимо больно.