— Кровью не стоит исходить, Чмарутька, лучше пусть они исходят.
— Вот это мысль! В самый аккурат, брат ты мой. И я так думаю: работай, Чмарутька, да не очень надрывайся, а делай так, чтоб фашисту от твоей работы тошно становилось, чтобы он покоя не знал, гад.
— Ты не сказал, однако, где клюнул сегодня? — Это особый разговор.
— Что-то у тебя обо всем особый разговор.
— А ты как думал? Дело тонкое, очень тонкое! Такое дело, что и говорить… У тебя в хате никого нет лишнего? Остерегаюсь. Видишь, сунулся я к полицаям, которые пакгауз охраняли. Дай, думаю, спрошу, а не продадут ли они и мне по сходной цене ржи пудика два. Вижу, таскают они зерно каждую ночь. Я даже место подсмотрел, где они прятали, сразу за пакгаузом, в дровах. Подкатился я к самому караульному начальнику. Я ему гармонь чинил, всякими пустяками приходится заниматься, чтобы прожить как-нибудь. Между прочим, говорю ему, что и я не против купить у них мешок ржи. Что ты думаешь? Сначала он на меня зверем глянул, арестовать хотел и даже бросился с кулаками: «Ты, говорит, на воровство нас подбиваешь? Ты, говорит, за кого нас считаешь? Я тебя в тюрьму за такие разговоры, под расстрел…» Послушал я и тихонько говорю ему: «Ты тише со мной обходись. Ты не гляди, что я такой смирный, я могу тебя и под суд отдать». Тот даже глаза выпучил. А я говорю: «Ты на меня не пялься очень, потому что всю вашу коммерцию я очень хорошо знаю. Знаю, где, что и как» — да на дрова ему, между прочим, показываю. «Я, говорю, каждую ночь вашу работу вижу, как вы мешки туда таскаете. Но это, говорю, меня мало касается. Пока что, говорю, мало…» Он было за грудь меня: «Я, говорит, за такие твои слова сразу тебе конец сотворю, ты и не пикнешь у меня, и никто и не узнает, куда твоя душа делась». Мне, конечно, страшновато. Зашел я в караульную будку, в самую, можно сказать, пасть к ним. Могут, понятно, и пристукнуть без шума. А душа, что ни говори, не гармонь, потеряешь — не купишь. Но я ему говорю дерзко: «Ты, милый, пуганого не пугай. Не один я видел вашу коммерцию. И другие люди об этом знают. Опять же, видели рабочие, куда я пошел, так что пугать меня особенно нечего». Тут он и в самом деле подобрел. И совсем уже обхождение другое стало. «Ты, говорит, на шутки не обижайся. Только нет нам интереса валандаться с тобой. Ты подыскал бы нам настоящего покупателя, чтобы взял возика два-три. Можем и за деньги, можем и за самогон. А за хлопоты твои — не постоим, отблагодарим…»
Ну вот я и постарался. Таких покупателей подыскал, лучше и не надо. Позаливали их самогоном, полицаев. Так нажрались, черти, что вповалку легли. А от тех магарычей ихних и по сей день дым столбом. Вот покупатели так покупатели, веселые хлопцы. И про меня не забыли, мешочек ржи подбросили. И признаюсь тебе — и литру… Это тебе, говорят, за старательность и отвагу. Что тут греха таить, клюкнул я по такой причине, не каждый день так везет. Ежели говорить про отвагу, то какая тут моя отвага? Так уж случилось…