— Ты потише. Нас могут услышать.
— Ладно, я не буду…— умолкал он на минуту. Всходило солнце. Легкий ветерок силился всколыхнуть мокрое от росы дремотное жито. Оно стояло густой неподатливой стеной, и только отдельные, самые высокие стебли слегка покачивались, роняя бисеринки росы. В дубовых ветвях весело гомонили птицы. Их щебет заглушал серебряные переливы стремительного ручья. Теперь на его дне стали отчетливо видны каждый камешек, каждая былинка, трепетавшая под стремительным напором воды. Обсыхала трава, становилось теплей, нестерпимо хотелось спать.
Макс стонал, бредил. И когда приходил в сознание, все говорил и говорил об одном и том же:
— Я хочу жить…
Говорил и снова бредил, стонал. Стоны переходили уже в крик.
В поле, на ржаных дорогах послышались голоса. То ли шли на работу крестьяне, то ли пастушки гнали коров на пастбище. И как ни хотелось Вилли спать, он настороженно прислушивался к каждому звуку, к каждому голосу.
И когда Макс снова начал говорить, что он хочет жить, Вилли мысленно ответил ему:
«Нет… Это уже не в твоей воле! Это уже в моей воле! Другого выхода здесь нет…»
И он сделал с Максом то, что сделал ночью с Гансом, мечтавшим о собольих шкурках. Разницы здесь особой не было. Один мечтал о соболях, другой о веселой жизни. Не всем же она удается!
А главное, так оно спокойней будет…
Вилли тщательно обыскал карманы любителя веселой жизни. Достал оттуда золотые часы, кое-какую мелочь. Перетащил труп подальше в рожь, спрятал его там, бросил в воду ненужные теперь ракетницы, пошел через ручей к лесу. Осторожно подкрался к месту, где стояла «эмка». Но машины там уже не было. Вот еще неприятность: в машине оставался испорченный радиопередатчик, карабины, а также запасы пищи.
Вилли долго блуждал по лесу, выбирая глухие стежки, избегая дорог. Он боялся встреч с людьми. У него остался только компас, и он изредка посматривал на него, стараясь идти прямо на запад. Его мучил голод. Заметив на лесной полянке мальчика, сидевшего у костра и поджаривавшего на огне кусочек сала, надетый на ореховую палочку, он подошел к нему. Сало шипело, потрескивало. Мальчик внимательно следил, чтобы оно не подгорело, чтобы ни единая капля горячего жира не упала в огонь, на землю. Время от времени он подносил кусочек сала к ломтику хлеба. Капельки жира аж вскипали на хлебе и оставляли на нем темные пятнышки. От сала, от хлеба шел такой запах по лесу, что у Вилли на мгновенье закружилась голова, и он чуть не упал от усталости, от слабости. Но этот же запах и укрепил его. Широко раздувая ноздри, он с кошачьей осторожностью подбирался к костру. И вот он стоит перед мальчиком, не то просит, не то приказывает:
— Отдай!
Мальчик смотрит на него испуганными, вытаращенными глазами. Но, видя, что перед ним обыкновенный красноармеец, он, стыдясь своего страха, торопливо говорит:
— Дяденька! Вы очень хотите есть… У меня мало, всего один кусочек хлеба… Я сбегаю, дяденька, домой, принесу вам хлеба. У нас в хате есть еще молоко… Вилли видит, что на поляне действительно пасутся коровы. Значит, мальчик не обманывает, говоря о молоке. Но он не может ждать, он должен есть, сейчас же, немедленно.
— Отдай! — И в голосе его холод, суровость.
Мальчик растерянно протягивает ему кусочек хлеба, вздохнув, отдает и прутик с салом, смотрит испуганно в глаза.
— Садитесь, дяденька! Сидя сподручней у костра… Но он ест стоя. Мокрые от лесной сырости колени курятся паром. Свободной рукой Вилли нащупывает чехол с ножом. Глаза смотрят мимо костра, мимо кочки, на которой сидит мальчик. Маленький мальчик. Лет ему, может, десять или немного больше. Но все же лишний свидетель… Вилли не любит лишних свидетелей. Чехол с ножом на боку, хорошо, что не потерял его.
На краю поляны звенят оживленные детские голоса. Там бегают ребятишки, видимо такие же пастушки, как этот мальчик. Заметив незнакомого человека, некоторые из них бегут сюда. И мальчик, сидящий у костра, чувствует себя смелее, уверенней. С радостным возбуждением он говорит своим товарищам:
— Хлопцы, у кого остался хлеб? Вот дядя красноармеец очень хочет есть.
Мальчики обыскивают свои торбочки и, соревнуясь друг с другом, достают или ломтик хлеба, или печеную картошку, или кусочек сала. Нашлись и бутылка молока, и огурчик, и даже луковица.
Человек кладет добычу в карманы, в шапку. Поглядывая по сторонам, спрашивает:
— Какая деревня впереди? И сколько километров?
— Мы проведем вас.
— Не надо…— И торопливо шагает в глубь леса. За ним бросилось несколько мальчишек, но он злобно посмотрел на них и прикрикнул: — Вам или кому другому говорят?