- Как я и докладывал, Ваше Величество, были допущены непозволительные промедление и мягкость, которые мне сложно чем-то оправдать, - в голосе ясно звучали обвиняющие нотки, перед лицом императора готовые с легкостью превратиться в приговор. – Предлагаю, немедленно взять под арест весь персонал столичного тюремного заведения и допросить его сотрудников с особым пристрастием. Также высочайшим повелением разрешить стрелять на поражение в беглецов…
«Бульдог» не умолкал, предлагая все новые и новые меры запредельной жесткости. Ограничения уже касались не только уголовного элемента, но и части добропорядочных жителей столицы, что могло привести к волнения. Странно, что император этого не видел.
- Ваше Вели…, - Мирский снова попробовал вставить слово, но опять был остановлен императором.
- Михаил Павлович, скажу прямо, ваши последние действия вызвали мое глубокое неудовлетворение, - император недовольно качал головой, давая понять, что обратного хода уже не будет. – В свете всех последних событий, думаю, будет правильно, если вы попросите об отставке с вашей должности.
У Мирского тут же перехватило дыхание. Он, конечно, ожидал какой-то негативной реакции на произошедшее, но такого – никак нет. Император недвусмысленно давал ему понять, что выход у него только один – уходить добровольно.
- Да, Ваше Величество, - с потухшими глазами поклонился он. Как верного слуги императора, он должен был подчиниться. – Вы совершенно правы. Я прошу вас освободить меня с поста…
Позже от императора прозвучали высокопарные выражения, которые приличествовали моменту – о многолетней и безупречной службе, о верности престолу и отечеству, о беспощадности к врагам и т.д. Но Мирский это все уже не слушал, судорожно стараясь сохранить невозмутимое выражение лица.
Выходя из кабинета, Мирский едва не столкнулся с князем Сабуровым. Тот ожидал в приемной, явно готовясь войти к императору.
- Мои соболезнования, - князь едва обозначил поклон.
Мирский заставил себя поклониться в ответ. Он молчал, хотя внутри него все клокотало. Теперь-то ему было понятно, почему на его место пригласили именно Орлова при прочих других более достойных кандидатурах.
- Это же ветвь рода Сабуровых…
Куда уж больше-то?
***
Новоиспеченный глава Отдельного корпуса жандармов рьяно начал свою службу на новом месте. Кое-кто в Высшем свете пенял, что тот даже слишком рьяно взялся за своё дело. Мол, так и надорваться можно с непривычки. Но то были злопыхатели, завистники, веры которым было ни на грош. Хотя...
С того самого дня, как был подписан высочайший указ о назначении графа Орлова главой Отдельного жандармского корпуса, на улицы столицы уже вышли удвоенные патрули полиции и жандармов. Причем все были не в парадной, как бывало, а в повседневной форме, и "вооружены до зубов". У каждого вдобавок к уставному карабину к поясу была ещё приторочена и кобура с увесистым револьвером.
К концу недели уже появились первые результаты, о которых с придыханием писали столичные газеты. О князе Мирском, бывшем Главе, никто и не вспоминал, словно никогда и не было такого человека. Зато новому Главе целые газетные развороты посвящали, на которых красочно и со смаком освещали каждый его шаг. Тут он лично вышел в патруль со своими людьми, там красуется в героической позе с револьвером в руке. Одним словом, газеты лепили настоящего солдата и верного императору подданного.
Почти все газеты вышли с заголовками о том, что наконец-то в борьбе с преступностью произошел перелом, и скоро можно будет без всякого страха ходить по самым злачным местам с пачкой ассигнаций в руках. Печатали фото десятков мужчин и женщин в наручниках, кучи отобранных ножей, кинжалов и револьверов. В статьях на все лады смаковали жалостливые истории о купцам и юных девушках, спасённых из жестоких лап мошенников, грабителей и вымогателей всех мастей.
Такое усердие, проявленное на службе, не преминул отметить император, официально выразив свою благодарность главному жандарму столицы и пожаловав ему звание действительного тайного советника. К последнему, кстати сказать, полагались не только почёт и уважение, но и существенная прибавка к денежному содержанию.
Только изнанка всего этого была совсем не такой, как её старательно расписывали для простых столичных обывателей. К сожалению, здесь все не благоухало порядком, а жутко смердело обманом и показухой. Газетчики, словно оправдывая прозвище падальщики, просто отрабатывали свой гонорар, щедро занесённый им молчаливыми господами в хороших одинаковых костюмах и кепках. Специально нанятые люди рассказывали истории о чудесном избавлении от бандитов, не забывая поминать полицию и жандармов.