Лешка от испуга чуть не перестал заикаться.
А я ли это? — не раз за вечер задавалась я вопросом. Кокетничаю с Женькой, танцую с «белой рубашкой – черным галстуком» и при этом запиваю шоколад водкой? Или я водку закусываю шоколадом? Да, подруга, ты и надралась! Зачем? Чтобы спрятаться, стыдливо сбежать от второй раз преданной Деньки? От этой уже с год праведной трезвенницы, терпеливой и всепрощающей блондинки. Как тогда, когда перешагнула через нее, отдавшись парню лишь потому, что сочла неприличным и дальше оставаться девственницей? Позор! И точно так же на следующий день налакалась, горькими слезами оплакивая расставание с детством, оставшимся невероятно далеко. Где-то среди кукол и наборов пластмассовой посуды, подаренной родственниками, среди паровозиков и машинок, купленных папой. Та Денька, которой я была еще совсем недавно, отделилась, отслоилась, оторвалась и медленно вросла в прошлое. Она осталась там, где пахнет пасхальными куличами, где до сих пор витает запах ели и новогодней мишуры, вытащенной из старой коробки.
А сейчас я расправилась и с обликом той Деньки.
Теперь я оторвалась от нее.
Отделилась, отслоилась и вросла в чужой образ.
Подойдя к столу, я не нашла среди прочих фужеров свой и налила водки в первую попавшуюся рюмку. Ну что у меня за дурная привычка смеяться и плакать одновременно? Наверное, не зря частенько мама подмечала мою двойственность натуры. Собравшись с духом, я намеревалась выпить, наплевав на все приличия. Но помедлила, снова глянув на вставшего в нескольких шагах Алика.
Стрельнув у кого-то сигарету, он поднес к лицу горящую спичку, и ее свет выхватил из тьмы его огромные неподвижные глаза. Они пугающе поблескивали за полыхающими костерками линзами и в упор смотрели на меня. Я поставила на место рюмку, еще раз напомнив себе, что впредь не стоит смотреть фильмы о вампирах и оборотнях. Вечно Верка таскает меня на каждую премьеру в кинотеатр, обожая выискивать кино-ляпы! Ну и зачем я, спрашивается, все же выпила эту чертову рюмку водки? Ага, для храбрости! Чтобы не морозило от пугающего взгляда Алика! И с чего он мне показался сегодня странным? Да мы же с ним лет пять знакомы! Я знаю его как облупленного и уверяю, что безобиднее существа не сыскать. Типичный близорукий крот. Все, я абсолютно спокойна!
А может, он всю жизнь притворялся? Что-то не похож он сейчас на флегматичного очкарика, пропитанного душком канифоли с примесью пластилина. Сейчас это – замерший на паутине терпеливый паук, наблюдающий из темноты за порхающими поблизости мухами.
Да что я в самом-то деле?! Немедля подойду к нему и развею свои долбаные страхи! Только этого мне еще не хватало!
Налив в два фужера уже прилично выдохшегося шампанского, я неспешно, боясь кого-нибудь облить, подплыла к объекту моих пьяных подозрений. И почувствовала, как трепет моих мушиных крылышек побеспокоил натянутые нити насторожившегося четырехглазого паука.
— Составишь компанию? — спросила я, кивнув на бокалы.
— Спасибо, я пью пиво, — взяв стоявшую на заборе банку, отозвался Алик и легонько стукнул жестянкой мой фужер.
— Раньше никогда не видела тебя с сигаретой, — сделав глоток, заметила я, глянув на задрожавший в пальцах уголек. А ведь Алик был за здоровый образ жизни! — Начал курить?
— Никогда не видел тебя пьяной. Начала выпивать?
Нет, меня больше не проведет твой елейный голосок. И улыбочки твои смущенные не прокатят. И можешь не щуриться робко и не нагонять на веки «гусиных лапок». Наверняка именно такие незаметные тихони чаще всего оказываются у истоков разрушений. Может, ты подпольно изготавливаешь какие-нибудь химикаты? Или взрывные устройства, блеща своим гением злодея? А при нас всегда скромненько стоишь в сторонке и… наблюдаешь своими паучьими глазами. Ух, кажись, круто меня занесло на повороте. Пора домой!
Я рассмеялась и допила шампанское, не сразу сообразив, что это за скрежет возник в пробеле между двумя песнями. Оказалось, это с таким стоном сжалась и скривилась пивная банка в руке Алика.
Пожалуй, мне и впрямь пора.
Не помню, как так вышло, но с гулянки я сбежала с Женькой. Ему приходилось меня поддерживать, поскольку я порывалась свернуть с намеченной траектории. Не могу сказать точно, но, кажется, с нами шел и опять отошедший на задний план Алик. Он всегда болтался в хвосте компании, и его было принято не замечать.
— Ну и наклюкалась же ты, — своевольно остановив у двери, развернул меня к себе Женька. — Зачем ты ее убила?
— Кого? — упрямо выискивая ключом скважину замка, между делом удивилась я, торопясь по мелкой нужде в туалет.
— Ее. Деньку.
— Это ты ее убил, мой любезный друг.
Наконец я справилась с дверью и вошла, споткнувшись о коробку и поморщившись от визгливого лая Пешки. Точно, Алик был с нами: его Женька вытолкнул в подъезд, прежде чем зажал меня в углу прихожей.
— Почему, Денька? — хрипло спросил он, все сильнее сжимая мои не знавшие тяжелого труда плечи. — Почему ты меня кинула? Я до сих пор ломаю голову, что сделал не так, чем тебя обидел! Ответь же мне.
Я внимательно посмотрела на него, вдруг поняв, что уже очень давно его не видела. Так близко, так серьезно. Ответа ждали ореховые глаза, брови цвета серебра и даже выпирающий кадык. Ему никогда не понять, почему я смывалась после каждой проведенной вместе ночи. Им всем, от кого я сбежала, этого не понять.
Мне хотелось, чтобы он меня обнял, поцеловал и остался до утра. Но знала, что после снова буду от него бегать и делать вид, что мы мало знакомы. Потому вежливо попросила его уйти. А когда закрыла за ним дверь, то вошла в ванную и долго смывала вместе с тушью пьяные слезы. После даже не заметила, как уснула на коврике, свернувшись между ванной и раковиной.
Под утро меня разбудил Пешка. Пока я соображала, где нахожусь, и что происходит, он перестал скрестись в дверь. Но спустя пару минут завыл так, что у меня мурашки побежали по спине. Я вышла в коридор и увидела пса топчущимся напротив соседской сумки. Он смотрел на нее и рычал, иногда лаял и подвывал.
Я цыкнула на него, попробовала выманить мячиком, но он продолжал с таким сосредоточенным видом смотреть на сумку, что мне стало жутко. Что может быть в этом проклятом бауле? Чего боится Пешка? Чего боюсь я? Наверное, я и впрямь дура, но мне захотелось уйти. Утром же поднимусь к соседям и попрошу забрать эти вещи!
Силой вытянув Пешку за поводок, я закрыла в зал дверь и просидела до рассвета, опохмеляясь чашкой кофе. Дернуло же меня оказывать услуги соседям! Не так я намеревалась провести первые дни отпуска. Хотела для начала отоспаться.
Часов с девяти я мерила шагами прихожую, выдумывая предлог, под которым попрошу соседей забрать их барахло. Ничего дельного на ум не приходило. Ну что я, в самом-то деле? Скажу: заберите свои котомки, потому что я и моя собака их боимся? Тогда мне точно припишут белую горячку. Это все – дурной пекинес! Это он меня пугает своим странным поведением, а вовсе не сумка.
Взяв со стола ножницы, я устремилась в зал с твердым намерением разрезать веревки и узнать, что внутри этого тряпичного комода. Но так и не решилась. Нет-нет, вовсе не из опасений, а из соображений этики. Люди доверили мне сохранность своих вещей, для верности хорошенько опутав веревками. Вдруг заметят, что я рылась в их поклаже? Позорище!
Отложив ножницы, я уперлась взглядом в задвинутую под стол коробку. Припав рядом, долго не решалась к ней притронуться, но потом все же разрезала скотч и раскрыла створки «короба Пандоры». Внутри была обмотанная тряпками посуда. Стопки тарелок, бокалы, блюдца с цветочно-ягодным мотивом росписи. Во второй коробке тоже наверняка посуда, а значит, и в сумке нет ничего такого. Конечно же, нет и быть не может! Получит у меня Пешка, если снова вздумает устраивать ночные представления. Чуть не выставил меня шизофреничкой перед ничего бы не понявшими соседями.
Я собралась отстирать мешковину, но не дошла до ванной, услышав телефонный звонок.