В такие минуты просветления Сандерс признался, что в ночь похищения монолитов его брат был сам не свой, что он говорил с НИМИ, и ОНИ приказали ему спрятать камни и ждать нужного часа. Тогда Питер унес монолиты на Пик Дьявола.
Сандерс упорно стоял на своем и винил в бедах «светящихся человечков». В конце концов Бернхайм озвучил версию об одновременном помешательстве обоих братьев, вероятно, слышащих голоса в голове. Если бы не замок на двери в пещере, Берни безоговорочно подтвердил бы слова наставника собственными наблюдениями.
- Где теперь твой брат?
- На вершине. Он ждет. Они скажут ему, когда ОН будет близко и тогда они вернутся и завершат охоту. ОН не должен умереть! Тогда всему конец!
Джозеф скривился и затрясся в беззвучном плаче. Глаза с тоской смотрели на собравшихся, словно от них зависела его жизнь. Бернхайм покачал головой и вышел, за ним потянулись остальные. Собирая записи Берни замешкался и тут Джозеф вцепился в него.
- Я пытался его остановить, - плаксивым голосом произнес сумасшедший, - я ошибался, ОН мне все рассказал. О себе и о жизни. Я хотел поломать камни, но светящиеся человечки уже забрали Питера. Они поселились в его голове и заставили скинуть меня вниз. Прошу, вас, помогите мне! Если они придут... всем конец!
Берни с трудом разжал крючковатые пальцы и вколол Джозефу успокоительное.
С приближением весны Сандерс все больше расходился. Он стал буянить, пытался сбежать, кричал, взывал о помощи. Пришлось привязать беднягу к кровати и постоянно пичкать лекарствами.
После беседы с сумасшедшим, Бернхайм высказал опасение, что Питер мог также сойти с ума и его необходимо найти до того, как он причинит кому-то вред. Добровольцы отправились на поиски к вершине, но в тот же день вернулись напуганные и дрожавшие. Со времен находки пещеры никто не решался подниматься в гору, теперь же она вся заросла грибовидными растениями. Чем ближе подходили к Пику Дьявола, тем выше оказывались растения. Все они слабо покачивались, словно исполняли неведомый танец. Кроме того, на дорогах и деревьях совсем не было снега, а редкие встреченные животные напоминали скорее облепленную зеленью кочку, нежели живое существо.
При попытке прорубить проход топорами растения чудовищно визжали, а когда один из добровольцев развел костер, чтобы сжечь ненавистных врагов, грибы все как один выплюнули тягучие, похожие на желе капли. После этого мужчины бросились прочь.
***
Долгожданная весна пришла с сильным опозданием и только ближе к маю льды наконец-то растаяли. Как Берни и опасался, растения ожили, распрямились и потянулись к солнцу. Единственным благом стало исчезновение сырости и тумана, но это казалось теперь незначительным. Медленно, но верно Уэлш превращался в зеленое заросшее поле.
Как только переправа вновь заработала городок покинули самые стойкие. К концу мая почти все дома пустовали.
Последними остались Берни, его наставник и Джозеф. Из-за обострившейся болезни доктор боялся, что переезд сгубит Бернхайма и решил дождаться хоть какого-то улучшения. Но его не наступило. Ближе к ночи учитель МакМиланна покинул его навсегда.
Больше ничто не держало Берни. Утром должен был прибыть пароход, который навсегда увезет молодого врача в Бостон. Оставалось дождаться его, дать успокоительного Джозефу и загрузить того на борт.
***
Последнюю ночь Берни запомнил на всю жизнь. Он уже стоял со шприцом, готовый сделать укол, как Джозеф вдруг широко распахнул глаза, дернулся и закричал:
- Они идут! Они идут!
Берни схватил сумасшедшего за руку, но тот резко потянул на себя, а затем отпихнул МакМиланна. Что-то неистовое вселилось в Сандерса. Он разорвал веревки и пролетев мимо Берни выскочил на улицу.
Тогда то и раздался первый гром. Сильный, тягучий, словно чей-то зов о помощи. Берни бросился следом. Он еще не осознавал с чем столкнется и что лучше бы было закрыться, оставив сумасшедшего на произвол судьбы.
Ветер чуть не сбил с ног. Берни увидел, как впереди по улице бежит Джозеф и ринулся за ним, держа шприц наготове. Дав в свое время клятву, МакМиланн отвечал за пациента.
Джозеф петлял как заяц, перескакивая через низенькие заборы и едва не поскальзываясь на склизких шапках грибов. Он что-то кричал, но из-за ветра доносились лишь обрывки слов: