Я теперь вспоминаю это всё и поражаюсь: почему у меня даже мысли не возникло сбежать? Или хотя бы устроить бунт? Ведь мою жизнь родители превратили, по сути, в тюрьму, где сами же выступили охранниками! Но вместо скандалов и криков я покорно исполняла всё, что мне говорили. Вся жизнь моя была подчинена сплошным правилам, и казалось, что так и должно быть. Ну, а как иначе, если тебе каждый день твердят, что наша квартира – это оазис моральной чистоты, в то время как вокруг – хаос из пошлости и извращений!
Забавно: я, однажды услышав, как мама говорит об извращениях, наивно спросила её, что это такое. Она смутилась, густо покраснела и пробормотала что-то вроде «это когда люди… какашки едят». «Фу, какая мерзость!» – ответила я, сморщившись. Больше вопросов не задавала: всё предельно ясно же, чего тут рассуждать? Родители делали всё, чтобы вбить мне в голову самые простые, но неприятные представления о разных скабрезных (с их точки зрения) вещах. Кто такие гомосексуалисты, папа? «Это мужчины, которые спят друг с другом, потому что сумасшедшие». Что такое секс, мама? «Физическая и нравственная грязь». И тому подобное.
Золотая медаль, девяносто восемь баллов по ЕГЭ, чистый, незамутненный разум, простенькое платье, купленное мамой на распродаже в гипермаркете, и там же приобретенная сумочка из кожзама, да ещё балетки, – такой я помню себя на выпускном, когда окончила школу. Вернее, мне было разрешено присутствовать только на официальной церемонии вручения аттестатов, а после, когда одноклассники отправились отмечать в ресторан, чтобы потом встретить, по традиции, рассвет у реки, я отправилась домой.
Мне было односложно сказано: «Надо, Александра, готовиться к поступлению в вуз». Какой? Это также было за меня решено заранее. Предки однозначно решили, что профессия инженера мне не походит, поскольку я девушка. Фармацевт в семье уже есть – мама. Тогда пусть я стану… государственным служащим. Чиновницей меня сделать захотели, проще говоря. Потому в июне я под надзором мамы подала документы в университет на специальность «Государственное и муниципальное управление», чтобы через четыре года стать бакалавром и новоиспеченным бюрократом.
Я не спорила. Я тогда была робкой овечкой. Меня можно было запросто отвести куда угодно. Хоть подать документы на специальность, которая не интересовала совершенно, хоть в клинику и разобрать на запчасти, – я бы даже не догадалась, для чего меня туда привели, поскольку слепо следовала всем предписаниям родителей.
***
– Саша, ты не спишь? – тихонько спрашивает Лина.
Вот ведь куролесина такая! Неймётся ей! Гладила бы дальше своё барахло, да пошла подмылась как следует. Вдруг её скорострел Борюсик захочет сегодня побаловаться с киской партнерши? Насчет лизнуть и пальчиками поиграть внутри – это вряд ли. У него, судя по физиономии, в этом деле опыт отсутствует напрочь, равно как и понимание, насколько девушкам нравится, когда ласкают их нижние губки и горошинку клитора, аккуратно и ласково забираясь пальчиками в горячее и мокрое… Ух, опять возбуждаюсь. Он, Борюсик этот, скорее всего, потыкает в Линку минутки две, прыснет себе в ладошку, и отвалится, как кролик.
– Чего тебе? – ворчу недовольно, не поворачивая головы.
– Можно я возьму твои джинсы. Ну, те, серые.
– Бери, – отвечаю.
Мне не жалко. И пусть Линка хоть выглядеть нормально будет. А то мне напоминает себя, когда я в первый раз пришла документы подавать. Такая вся из себя кисейная барышня. Боялась всего и всех просто до самой жути. Наверное, если бы какой-нибудь парень подошел и хлопнул по ошибке по попке – умерла от разрыва сердца.
Ничего, скоро Линка уйдет на свидание со своим Борюсиком, и я как следует высплюсь. Неделя выдалась горячей. Перед новым годом всегда так: студенты спешат закрыть «хвосты», преподаватели уже только и думают о том, где станут отмечать самый классный праздник. Вот и выходит, что первые носятся за другими, а вторые – от них, чтобы не приставали со своими лабораторными, контрольными, пересдачами и прочей чепухой.