* * *
У пророков скверные манеры.
Если даже хочется, не надо
Верить им, коль встать не хочешь в стадо.
Ну а коли вдруг нехватка веры,
Сотню раз прочтите «Отче наш» —
Снимет, как рукою. Баш на баш.
У святых нехватка оптимизма,
Но зато серьезности избыток.
Кто сказал «амброзия — напиток»?
Злой сорняк. И вреден он для жизни.
Плюс — не минус. Водка — не нектар.
Тьма — не свет. Успех — не Божий дар.
У Творца неповторимый юмор:
Черти в корчах, ангелы хохочут,
Кто-то снова истину пророчит…
Ну а ты чего? Пожил — да умер.
И Господня воля тут не в счет:
Ежели захочет, то спасет.
* * *
Когда уходят люди насовсем,
на «навсегда» уходят от живущих,
когда не важно, был ли грех отпущен,
и в чистом ли во всем он в грунт опущен…
Быть может, только то, что думал перед тем,
имеет смысл. Тем более — в бессилье,
в каком-то страшном вязком полусне —
не помешать, не отодвинуть смерть —
ни силой, ни заклятьем не суметь…
Откуда же такое изобилье
тех, кто охотно помогает ей
распоряжаться судьбами людей,
их обрывать, мешая слепо с пылью?
Пособники насильственных смертей —
и эксперт опытный, и робкий подмастерье —
все полноправные участники мистерий,
которым имя — войны и террор.
Веками погребальный жгли костер,
подогревающий идейные химеры.
Во имя призраков очередной их веры
вещали оговор и приговор.
И в них всегда в итоге — к высшей мере…
На рудники, в окопы, под топор,
без права переписки, на галеры…
Какая разница — конец жесток и скор.
Забыты поводы и не оспорен вздор,
и не возвещено еще крушение империй…
В машине тесно, тишина повисла,
в колени острым краем давит гроб,
и нервный утомительный озноб
все не проходит и мешает мысли.
Мне друг ушедшего мужчины дочь,
и происходит все по ритуалу.
Наверно, правильно, но так чертовски мало…
А что могу я сделать, чем помочь?
И чем помогут мне, а после — тем,
кому и мой уход небезразличен?
Вопрос пустой, и все же он приличен,
когда уходят люди насовсем…
* * *
Время идет в никуда, время людей лишь калечит.
Люди в смешной суете гонятся мудрости вслед.
Мудрости цену постичь может одна только вера.
Вере, чтоб смысл обрести, сила безумства нужна.
Сила проложит нам путь в светлое царство свободы!
Путь — пусть жесток и убог; цель оправдает его.
Цель затерялась во мгле, тени оставив в наследство,
Тени былых миражей. Имя им — слава и власть.
Слава, растаяв в ночи, место оставила власти.
Власть переполнила мир волей бездумной своей.
Воля к всевластью жива в несправедливости жизни.
Жизнь убивает в борьбе
время, спеша в никуда…
* * *
Как легко в детстве сказке поверить —
Так и манит нехитрый сюжет,
Где на все очевиден ответ,
И сомнений в готовности нет
Роль героя к себе примерить…
Эта роль нам по нраву вполне —
В гуще битвы, на белом коне.
Сказка детская до поры
Нам диктует условья игры…
А злодей отвратителен в сказке.
От него отвернутся люди,
И молва «заклеймит» и осудит.
Он сурово наказан будет
В справедливой, но доброй развязке.
Роль злодея нам не с руки,
Даже выгоде вопреки.
Но незыблем лишь до поры
Этот детский принцип игры…
Мы взрослеем, и в новой жизни
Прагматизм нам пишет роли.
Мы уже не рвемся в герои,
Но сужденья по-прежнему строим
На основе зазубренных истин.
Каждой сказке нужна мораль,
А иначе рассказчик — враль…
Он рискует прослыть с той поры
Нарушителем правил игры
Нерешительность начисто посрамив —
Чтобы все сомнения устранить,
Кого миловать, кого казнить —
Так удобно по жизни хранить
Сформированный в детстве миф…
А взглянуть по иному — слабо ль?
С непривычки пронзает боль…
Наступает иная пора —
Жизни взрослой без правил игра…