* * *
Солнце всходит и заходит,
Время жить и умирать.
Люди ходят на свободе,
В мире — мир и благодать.
В мире суета повсюду.
Люди, в суете сует,
В быте бытие забудут.
Уходя, гасите свет.
У матросов нет вопросов
Над седой равниной моря.
Вот тебе — сума и посох.
Вот тебе — покой и воля.
Все пройдет, и все вернется
На круги своя.
Льются реки. Всходит солнце.
Мудрость забытья…
* * *
Не просьба даже, а заклятье
звучало над землей веками —
Послушайте! Послушайте! — проклятьем
всем тем, кто глухотой своей
на гибель ближних обрекали.
Кто добросовестно, кто походя — пинками
презренья, равнодушия толкали
в небытие непониманья — кто как мог…
Убей! Но прежде выслушай… —
и прозой, и стихами
летело палачам навстречу —
надеждой слабой на иной итог,
пустой попыткой отодвинуть вечер,
канун последней из земных дорог
«… в безвестный край, откуда нет возврата
земным скитальцам…» — горькая цитата.
И приговор вновь — непосильно строг…
Пустыня толп людских, озлобленность и страх,
палат больничных войлочные стены,
и ставшие привычными измены…
Аутодафе книг на площадях,
когда огонь танцует на листах
и языками слизывает строчки —
на чьих не разбирая языках,
желанной не даря отсрочки
для объяснения хотя бы в двух словах…
«Послушайте…» Напрасное старанье —
«…что может мне поведать этот сноб,
уродец, хам, изгой, ханжа, холоп,
яйцеголовый, иноверец, поп,
блаженный, извращенец, остолоп…»
и прочие достойные названья —
надежнейшее средство оправданья
доносов, тюрем, гетто, линчеванья,
этапных верст — печальных вех изгнанья,
и клеветы, бросающей в озноб,
оружия, нацеленного в лоб,
скрывающий поэмы и преданья,
разгадки тайн заветных мирозданья,
но никогда — ни подлость, ни поклеп…
Как много их — ревнителей идей,
о коих чистоте единственно радея,
они на жертвы не были скупы —
кумиры обезумевшей толпы,
ретивые донельзя лицедеи…
И принципы, в витийстве деклараций,
теряли мысль, достоинство и вес.
Но можно, если что, всегда сослаться
на нежеланье ими поступаться,
на долг, на всенародный интерес,
которые позволят де подняться
до всеобъемлющих надличностных небес…
И в результате всякий мелкий бес
в своем приходе мнит себя всевышним —
ему ли слово человека слышать.
Он знает истину, он — судия и бог…
Нелепое и злое заблужденье,
любой ничтожной власти наважденье.
Тупое и вульгарное «Не сметь!»
Смешное, если издали смотреть,
но страшное, жестокое как смерть,
ей-ей, уже при первом приближеньи…
Примеров горьких — больше, чем в избытке,
и все же — новые, и новые попытки —
«Послушайте…»
Послушайте, небесполезно знать —
род человеческий прославлен может стать,
не меньше чем прогресса пестротой,
полетом мысли, творческим дерзаньем —
поистине вселенской глухотой
На ровном месте самолюбованья
и глупости — кичливой и пустой…