Мария Александровна повернула выключатель. Я встал.
— Спасибо, Мария Александровна, — протянул я ей руку. — Мне все ясно. Не знаю, что я напишу о вас и о вашем сыне, и напишу ли вообще. Но будьте спокойны, по моей вине Володя ничего не узнает.
Она проводила меня до крыльца. Мне захотелось чем-нибудь порадовать ее, отблагодарить за то, что она дала мне увидеть еще одно проявление человеческой души.
— Мария Александровна, — сказал я, пожимая худощавую руку, — думается, вам и в будущем вовсе не следует сообщать Володе правду о его рождении.
Она вздрогнула.
— Вы это серьезно думаете?
— Вполне серьезно, Мария Александровна. Поставьте перед собой один только вопрос: «зачем?» — и вы согласитесь, что я прав…
Я ушел, а она стояла на крыльце. Я не оглядывался, но мне почему-то кажется, что стояла она долго.
За воротами ко мне подошел мальчик. Это был Володя.
— Вы напишете в газете про маму?
— А что?
— Обязательно напишите! — почти потребовал он. — Она очень хорошая мама, о ней стоит… Только забудьте, что я не ее сын.
— Ты знаешь!? — чуть не поперхнулся я, задавая этот совершенно бессмысленный вопрос.
— Мне уже давно рассказали, — объяснил он. — Еще во втором классе. Только мама думает, что я не знаю… Боится, наверное, что я разлюблю ее… Разве такую разлюбишь! Но волновать ее нельзя, пусть думает, раз ей приятно…
Ушел мальчик, а я все стоял, надеялся, что он повернется и скажет еще что-нибудь.
Я не вправе сообщать подлинные имена героев этой повести. Но я должен рассказать самую историю.
НЕЖДАННЫЙ ГОСТЬ
Воронов раскрыл глаза и снова зажмурился. Спать не хотелось, но еще меньше хотелось вставать.
Он осторожно пошевелил ногами. Конечно же, Нины уже нет!
В рабочие дни Воронов уходит из дому на целый час раньше жены, завтракает поэтому всухомятку, даже чай не всегда согревает. Нина пыталась изменить этот порядок, но Воронов категорически запретил ей это; он не мог смириться с тем, что из-за него, такого рослого мужчины, будет недосыпать целый час маленькая, хрупкая женщина. Но в воскресенье она обязательно поднимается первая и к моменту его пробуждения успевает приготовить что-нибудь необыкновенно вкусное.
Из кухни доносился голос жены:
У Нины хорошее настроение, и оно действует на мужа.
— Нина! — позвал Воронов, сам не зная для чего, так просто, чтобы что-то сделать, как-то заявить о себе.
— Я иду, иду, иду! — пропела жена на тот же мотив «Стрекозы» и появилась в дверях, вся розовая в своем розовом халатике. Даже волосы ее в утреннем свете казались розовыми.
Он протянул к ней руку, но она не сделала шага навстречу и, лукаво склонив набок голову, сказала:
— Утро доброе, соня-засоня!
Она подала ему небольшой листок многотиражной газеты, очевидно, только что принесенной почтальоном.
— Смотри, Сашок, какой интересный парень.
— Посмотрим, посмотрим, что за вкус у тебя?
— Не очень хороший, — рассмеялась Нина, — раз я тебя в мужья выбрала.
Взяв газету, Александр спокойно развернул ее, но тут же, заинтересованный, присел на кровати, опустив ноги на пол.
Несколько секунд он разглядывал портрет, напечатанный на первой странице, потом как-то невесело усмехнулся и положил газету на стол портретом вниз.
Нина поняла, что он сделал это не случайно.
— Что случилось? — спросила она.
Александр погладил своей жестковатой ладонью мягкие, словно взбитые кудряшки жены.
— Ничего, Нинок… Ничего. Не обращай на меня внимания.
А на кого же еще обращать ей внимание, о ком еще ей тревожиться, заботиться?
Жить без заботы о ком-нибудь Нина не может, ну просто никак не может. Еще учась в школе, она всегда первая вызывалась проведать заболевшую подругу или понянчить соседского Ваньку, когда его родители собирались вместе в кино сходить. Она потому и медсестрой стала и, что скрывать, потому-то так скоропалительно замуж вышла.
На первых порах работа в хирургическом кабинете районной поликлиники приносила ей полное удовлетворение. Для каждого пришедшего сюда она хранила и ласковое слово, и хорошую, светлую улыбку, и нежные руки.
Но очень скоро почувствовала, что этого ей недостаточно. В поликлинику обращались люди всё разные. Иные хотя и заглядывали по два, по три раза, а некоторые ходили регулярно, но все они нуждались во врачебных советах и на молоденькую сестру не обращали ни малейшего внимания. И ей они тоже были в одно и то же время одинаково близки и одинаково далеки, одинаково дороги и одинаково безразличны. А ей обязательно нужен был человек, определенный человек, которого она опекала бы, за которого несла бы ответственность. Все равно перед кем — хоть только перед ним и перед собой.