— Могу я видеть вашего руководителя? — спросил незнакомец с каким-то подчеркнутым чувством собственного достоинства.
— К вашим услугам. Кирсанова, — представилась Анна Михайловна.
Мужчина снял соломенную шляпу с головы, оказавшейся совсем седой.
— Артемий Сергеевич Сетунов… Главный балетмейстер оперного театра.
— Который у нас на гастролях? — живо спросила Саша.
— А в вашем городе есть и другой оперный театр? — не без иронии парировал Сетунов.
Почти не склоняясь, он поднес к губам протянутую руку Анны Михайловны.
— Позвольте раньше всего, — как-то чересчур официально сказал он, — выразить вам глубокую благодарность за то подлинное наслаждение, которое доставило мне выступление вашего коллектива и особенно ваша топтуша. Превосходная интерпретация!.. С вашего позволения я выдвину перед руководством театра вопрос о том, чтобы вас пригласили для постановки этого танца в балете «Каменный цветок», над которым я начинаю работать. Мне хотелось бы выпустить на сцену именно ваш коллектив, но — увы! — премьеру мы покажем уже дома.
В комнате наступила такая тишина, что все услышали, как скрипнула от чьего-то непроизвольного движения половица.
Сетунов оглянулся. Саша догадалась пододвинуть ему кресло.
— Спасибо, — поблагодарил он. — Возраст, знаете…
При этом он внимательно осмотрел девушку с ног до головы.
— А самое главное, товарищ Кирсанова, я хочу поговорить с вами о ней. — Он показал тростью на Сашу. — Я хочу забрать ее в театр, она…
— Можете не продолжать, — прервала его Анна Михайловна. — Мне все ясно. Я ждала этого дня и боялась его, и всегда была уверена, что он настанет. Саша в моем коллективе уже шесть лет… Я счастлива, что этот день пришел, и мне… больно…
— Я вас понимаю, — сказал гость, — но и вы должны согласиться…
— Не надо, — голос Анны Михайловны, всегда такой плавный, сейчас заметно дрожал. — Меня убеждать не нужно… Разве ее… Саша! — позвала она.
— Я слушаю, — едва слышно отозвалась она.
Только теперь Анна Михайловна подумала о том, что в комнате их не трое, и что всем интересно знать, в чем дело, и все имеют на это право.
— Ребята, — сказала она, полуприкрыв потемневшие глаза. — Артемий Сергеевич находит у Саши Лебедевой большой талант и приглашает ее в балетный состав оперного театра.
— Ох! — простонала Саша.
— Можно подумать, что вы огорчены… А, Саша Лебедева? — сказал балетмейстер. — Разве вас не манит большое, профессиональное искусство? Вам не хочется танцевать под музыку Чайковского и Бизе, Делиба и Глазунова в звучании не баяна, а симфонического оркестра? Разве не стремитесь вы выражать на сцене бессмертие человека, величие и красоту его надежд, его любовь, страдания и радости?
Саша стояла в центре комнаты в полосатом сарафане и заплетала тонкими пальцами жидкие и короткие косички.
— Не… не знаю.
— Она просто смущена, — сказала Кирсанова. — Но она согласна, можете мне верить.
— Не знаю, как это получится, — взволновалась девушка. — Вдруг Степан Алексеевич не отпустит?
Сетунов осведомился:
— Кто это Степан Алексеевич?.. Управляющий вашим трестом?
— Что вы! — осуждающе улыбнулась девушка. — Степан Алексеевич Белый — бригадир маляров. Наш бригадир.
— Ну, мы его уговорим, — успокоил ее балетмейстер. — Анна Михайловна нам поможет. Неправда ли?
— Разумеется, — в том же шутливом тоне ответила та.
— Тогда можно считать, что вопрос решен, — сказал гость. Он встал, кивнул головой, и ушел, опираясь на свою трость.
Танцорам хотелось поздравить подругу и своего руководителя, но, взглянув в их сосредоточенные, какие-то отсутствующие, лица, все молчаливо разошлись. Кирсанова и Лебедева остались одни.
— Анна Михайловна, почему он такой?..
— Какой?
— Такой… ну в общем… как сухарь.
Анна Михайловна привлекла девушку к себе.
— Почему?.. Я могу только предполагать, Сашенька. Когда-то Сетуновым любовались зрители Большого театра в Москве. Он выступал в Вене и Неаполе, Париже и Лондоне… Теперь он старик.
— Он, наверное, никого не любит.
— Нет-нет, что ты! — возразила Кирсанова. — Нельзя любить искусство, не любя людей. Но мы не всегда умеем правильно выражать сваи чувства…