Руки сжали её талию. Погладили мягкий живот. Хороша. Невыносимо хороша.
И горяча.
Заводится с пол оборота. От одного поцелуя уже горит. А ведь он собирался свалить ещё в новый год, вот только так и не смог отрываться от неё. До сих пор не может.
Он откинул одеяло и огладил ягодицы. Пышные, круглые, упругие. Кожа нежная. Он коснулся губами, потом прикусил, и снова поцеловал.
Аромат, какой здесь был аромат. Сосредоточение греха. Знойный, сладкий запах желания. Пальцы его раскрыли её складочки, пробежались, погладили. Член болезненно дёрнулся. Он знал, что там у неё рай. Его персональный похотливый рай. Между ног этой женщины, сокрыты все сокровища мира. Она сама как сокровище, как редкая жемчужина, драгоценность. Он погрузил в неё аккуратно палец, ощущая как там жарко и тесно, и застонал.
Вот как от неё оторваться?
Невозможно.
Люба заворочалась, и ахнула, ощутив его в себе.
— Матвей? — пролепетала она.
— Да Неженка, — отозвался он.
— Что… — её голос сник, когда он толкнул в неё второй палец, — а-ах! — только и вырвалось у неё.
Она выгнула бёдра, подставила ягодицы удобнее, и тихо застонала, когда он задвигал в ней рукой.
— Я разбудил тебя, чтобы убить своим членом, — усмехнулся Матвей, вытащил влажные пальцы, насадил на свой член, входя боком.
Задвигался, ощущая, то к чему так стремился. Тесноту, жар, влагу. И услышал её стоны, и его имя, которое она повторяла, двигая ему навстречу бёдра. Он обхватил её за талию, и вдалбливался, что есть сил.
— Моя, моя, Неженка! — сипел он, зарывшись носом у неё на спине.
— Твоя, твоя, — вторила она ему, выгибаясь и дрожа.
И от этих слов, просто сносило крышу.
Она признавала, что принадлежит ему. Отдавал себя добровольно. Позволяла делать с собой все, что он захочет. И он делал. Крутил её по-разному. Имел то сзади, то спереди. Насаживал на себя, или вдалбливался сверху. А она кричала и жмурилась от удовольствия, и кончала, сжимая его внутри. А он обнимал это податливое, теплое, мягкое тело, и понимал, что до неё он, по сути, и не трахался.
Когда в третий раз она кончила, извиваясь под ним, он прижал её к себе, и так и держал, пока она не заснула. Наблюдая, как разглаживаются её черты, выравнивается дыхание, сердце замедляется. Он аккуратно опустил её на кровать, и лёг рядом, зарывшись носом в её волосы, осознавая вдруг, что может так пролежать хоть всю вечность. И пронзенный этой мыслью, Матвей вдруг замер.
Какого хрена с ним происходит?
Как простая баба может так влиять на него? В чём тут дело?
Вот только смотреть спокойно не мог на неё. На то, как доверчиво лежит расслабленная в его объятиях, и на щеках ещё горит румянец. Как вздымается грудь, с расслабленными розовыми сосками. И изящные руки покоятся на его груди.
Бля! По ходу Холод попал.
* * *
Она зашла на кухню, вся взъерошенная, кутаясь в халат, и подозрительно посмотрела на него, стоящего возле плиты. Он повязал фартук на голое тело, только трусы надел, чтобы уж совсем не вгонять её в краску.
Решил приготовить ей завтрак. Хотелось Холоду сделать ей что-то приятное. Порадовать, чтобы улыбнулась.
— Ты готовишь? — удивилась Люба.
— Садись Неженка, сейчас накормлю своим фирменным блюдом, которое я освоил, после армии, когда жрать хотелось, но доширак не лез в горло.
Люба ожидаемо улыбнулась, и у Матвей в груди разлилось тепло.
— И что же не было никого, кто бы тебя накормил? — вопрос с подвохом, Матвей понимал это, и хитро взглянул на Любу.
— Вот где ты была Неженка, тогда? Почему столько лет я мучился голодом?
Она смущенно опустила глаза, прекрасно понимая, о каком голоде он говорит.
— Что за фирменное блюдо? — сменила она тему, и стянула расходящиеся полы халата.
— Сейчас увидишь, торопыга, — улыбнулся Матвей, и выложил на тарелку из скворчащей сковороды, толстый поджаренный хлеб.
Залез в холодильник и отыскал листья салата, сервировал блюдо, и поставил перед ней. А эта зараза не на еду смотрит, а руки его взглядом провожает, скользит по оголённой груди и сглатывает.
— Неженка, если ты не перестанешь, на меня так смотреть, я тебя оприходую прямо на этом столе, — он поднял её лицо за подбородок, чтобы насладиться закушенной губой, и покрасневшими щеками.
Он нежно заправил выбившиеся пряди ей за ухо.
— Ну, так может, позавтракаем, я старался, — воркует Матвей, рассматривая её лицо, и видит в глазах сожаление.
Бля! Она хочет его!
— Да конечно, — отвечает Люба, и поворачивается к столу.
Матвей делает глубокий вздох, и поворачивается за приборами. Потом садиться напротив и разрезает её тост. Из него тут же вытекает, желток, вперемешку с сыром.
— Пробуй! — кивает он, и Люба, недолго думая, уминает за обе щёки половинку тоста.
— М-м-м! Вкусно, — тянет она и облизывает пальчики.
Матвей удовлетворённо хмыкает и принимается за свою порцию.
Они, молча, едят, переглядываясь и жмурясь от удовольствия.
— Кстати, — говорит Матвей, — разбитую тарелку я выкинул, — намекая на вчерашнюю вспышку гнева.
Люба тупит глаза, и соскакивает со стула, наливает горячий кофе.
— Ты сам виноват, — наконец выдаёт она, ставя перед ним кружку, — и там ещё есть, если хочешь!
Да у Неженки есть коготки, и она их вонзает, но потом втягивает. Матвей ловит её, и обнимает за талию, прижимает к себе, зарывается носом в груди.
— Пойдёшь со мной на свидание? — спрашивает он.
Сам не знает, что на него нашло. Просто хочет, загладить вину за вчерашний косяк.
— На свидание? — удивляется она, и несмело запускает пальцы в его волосы, гладит. Так приятно, что впору замурчать, как коту.
— Да, — кивает он, — пойдёшь? Сегодня?
Её пальцы вдруг останавливаются.
— Я сегодня не могу, — выдаёт она.
Матвей поднимает голову, и залавливает бровь, даже не спрашивает, просто ждёт.
— Я к отцу обещала съездит, — говорит Люба, — новый год же!
— Надолго? — Матвей старается говорить спокойно, но его так разочаровала эта новость.
— На пару дней, — она всё смотрит на него, своими глазищами зелёными, — он у меня один живёт, и…
— Ладно, Люба, не оправдывайся, — перебил Матвей, и опустил голову, чтобы скрыть досаду во взгляде, — надо, так надо.
И действительно, кто он ей, а она ответ перед ним держит. Запугал девчонку.
Он отпускает её, и берёт свой кофе, делает глоток.
— Тогда через два дня, я заеду за тобой, и мы пойдём на свидание, — подводит он итог, и уголки её губ вздрагивают и поднимаются.
— С удовольствием, — улыбается она ему, и в груди Матвей снова ощущает тепло, и нежность, к этой девушке.
И его это напрягает.
Он отворачивается и встаёт к окну, пьёт кофе. Может и к лучшему, что они расстанутся на два дня, он остынет, отойдёт от этой эйфории.
Вот только…
— Кстати, насчёт твоего предложения, Неженка, — он поворачивается к девушке. Она непонимающе смотрит на него.
— Какого предложения?
— Да того самого, — Матвей ставит кружку, на подоконник, и подходит ближе, — что в глазах твоих написано было, — притягивает к себе, с удовольствием ощущая, через тонкую ткань халата, обнажённое тело.
— Матвей… — она тут же теряется.
— Расскажи, о чем думала, — он поднимает её лицо и нежно касается губ, с ароматом кофе, — что представляла, — снова целует, — как хочешь?
— Я не могу об этом говорить, просто сделай, как хочешь ты, мне всё нравиться, — поспешно отвечает она.