Он довольно хмыкает, и скидывает ботинки и пуховик, остаётся в свитере, и плотных спортивных штанах.
— Теперь не жди пощады, — грозит он, — я затрахаю тебя до смерти!
И догнав, прихватывает меня за зад, ткнувшись пахом.
— Ты вроде свидание обещал, — я прижалась и замерла.
Чувствую большое сильное тело позади. Руки у меня на талии, и вдавливают в себя. Аромат его накрывает, не даёт дышать. Думать не даёт, не о чем. Только ожидание дальнейших действий. Я сжимаю букет. Он сжимает меня. Какая же я порочная. Мне ничего не надо, все мысли только обо одном. Все мои метания, напрочь улетают из головы.
— Ну, так собирайся, Неженка, иначе, накроется наше свидание, — ворчит он, и отпускает меня, и по-хозяйски проходит на кухню, достаёт кружку, и наливает горячий кофе.
— Я тоже хочу, — надуваю губки.
— Я тоже хочу, ну ты же не даёшь, так что мигом оделась! Форма одежды, теплая непромокаемая, для активного спорта! — командует он, нагло смакуя мой кофе.
— Да по ходу романтики не будет, — ворчу я, ставя в белую вазу, цветы.
— Ты сперва сходи на это свидание, а потом говорить будешь, — Матвей опирается бёдрам о подоконник, складывает руки, попивая кофе, и наблюдает за мной.
А у меня искры летят, от его светлых глаз. Я перевожу дыхание, когда скрываюсь от него в спальне. Одеваюсь в теплую одежду, натягиваю штаны от горнолыжного костюма.
Что он там придумал? С горки мы, что ли кататься будем?
Я выхожу.
— Пойдёт? — поворачиваюсь вокруг себя.
— Плохо, — говорит Матвей и подходит, обдавая меня кофейным духом.
— Ты же сам сказал одеться теплее — возмущаюсь я, и всё же отжимаю у него остатки кофе, что плещутся на дне кружки.
— Да сказал, но это не значит, что мне нравятся тонны одежды на тебе, — наблюдает он за тем, как я жадно пью кофе.
— Могу раздеться! — показываю ему язык.
— Не дразни меня, — ухватывает он меня за подбородок, и слегка прикусывает мою нижнюю губу, — раздеть я тебя и сам могу, только вот мы не куда не пойдём!
— Заманчивое предложение, — сама кусаю его за губу и отскакиваю подальше, — я подумаю над ним!
— Неженка, ты доиграешься! — рычит Матвей.
С горем пополам мы всё же выходим, садимся в машину. Матвей галантно открывает мне дверь, и совсем не галантно лапает за зад, когда подсаживает.
Я взвизгнула, и обернулась, наткнулась на самодовольный взгляд.
— Нахал, — ворчу я.
— Это всё, на что ты способна, — усмехается Матвей, садится рядом, и заводит мотор.
Я пристёгиваюсь, и стягиваю шапку. Жарко.
— А ещё пошляк, — дополняю список.
— Ох, Неженка, займусь я твоим грязным ротиком, — грозит Матвей, выворачивая из двора. — Есть у меня, чем его занять!
Я вжимаюсь в кресло, понимая, к чему он клонит.
— На правду не обижаются, — бурчу я, и отворачиваюсь.
Мы мчим по свободной дороге.
Вечереет, и новогодний город, начинает мерцать разноцветными гирляндами, и огнями.
— А кто сказал, что я обижаюсь, — продолжает Матвей, — я в воспитательных целях!
— Тоже мне воспитатель, — фыркаю я, и рассматриваю его профиль, сбегаю взглядом на губы, которые сейчас кривятся в усмешке, видимо представляет, как будет меня наказывать. На сильные руки, на кисти, на немного сбитые костяшки, и длинные пальцы, что сжимают руль. Поднимаю взгляд, и понимаю, что он смотрит на меня, вздрагиваю, и оборачиваюсь. Даже не заметила, как мы остановились на светофоре. Прикусываю губу от досады, и чувствую, как к щекам прилил жар.
— Ох, Неженка, надо было сперва тебя пару раз трахнуть прежде чем везти куда-то, — Матвей давит на педаль и машина срывается, мчится вперёд.
— Матвей! — его замечание, как всегда мне режет слух.
— Люба, так это ты меня голодным взглядом обсматриваешь, — выдаёт он.
— Что? — задыхаюсь я. — Ничего не голодным! Просто посмотрела!
И я отворачиваюсь к окну.
— Чуть позже, Неженка ты сознаешься мне во всех своих грехах, — грозит он, — всё расскажешь, как на духу!
И я точно знаю, что так и будет! Он сделает так, что их выкрикивать буду.
Низ живота стрельнул, и по телу побежали мурашки.
Какая я же развратная!
— У тебя есть музыка? — спросила, чтобы отвлечься, от грязных мыслей, с Матвеем в главной роли.
Салон тут же наполняется низкими басами, и ритмичной мелодией.
— Пойдёт? — спрашивает он, и его рука замирает на дисплее.
— Пойдёт, — киваю.
— Да я заметил, что ты любишь поритмичнее. Помню, как вы с Алкой отплясывали в новый год!
Я показала ему язык, и стала подпевать солистке, немного подергивая плечами.
— Кстати они с Егором, на Бали улетели, — вспоминаю я, — Алка мне звонила.
Не знаю, почему, но мне показалось, что он напрягся. С чего бы это?
— А ты не хочешь никуда улететь? — вдруг спрашивает Матвей.
— В смысле в отпуск? — не поняла я. — К морю?
— Да, — кивает он.
— Я думала об этом, если честно, еще перед новым годом, но потом решила остаться, не знаю, как-то хочется зиму прочувствовать, — пожимаю плечами.
— А то махнули бы вдвоём!
— Ты серьезно? — удивилась я.
— Ну а что, тебя смущает?
— Ну, хотя бы то, что мы почти не знакомы, — фыркаю я.
— Мы знакомы, — возражает он.
— Ну да, — хмыкаю я, — и знакомство наше очень тесное.
Матвей не отвечает на это замечание. Заворачивает к какому-то огромному светящемуся зданию. Проезжает немного, и я понимаю, что это каток. В огромной коробке, под открытым небом, и фонарями скользят сотни людей.
— Я не умею, — удручённо говорю ему, когда мы паркуемся.
Он глушит мотор, и поворачивается ко мне.
— Где-то я это уже слышал! — усмехается он.
Я заливаюсь краской, прекрасно помня, когда и где я это ему говорила.
— Я научу тебя, — он неуклюже натягивает мне шапку на голову, и я поправляю ее, прячу волосы.
— Я даже не стояла ни разу на коньках! — смотрю на него умоляюще.
— Ну, вот считай сегодня постоишь! Пошли! Наше свидание начинается! — и он выходит из машины, потом помогает выйти мне.
Я семеню за ним, когда он размашистым шагом ведёт меня, к прокату коньков. Оставляет меня на низкой лавке, и скоро возвращается с коньками в руках.
— Давай я помогу, их нужно плотно зашнуровать, — Матвей снимает мои ботинки, потом одевает белые коньки.
— А размер? — удивляюсь я. — Как ты узнал мой размер?
Он усмехается и снисходительно смотрит на меня снизу вверх, продолжая шнуровать мои коньки.
— Что тут знать, Неженка, — и он поднимает один из моих ботинок, на язычке которого красуется размерная таблица, и выделена цифра 37.
— Шерлок Холмс, блин, — ворчу я.
Нервничаю. Не люблю когда что-то не умею. А кататься на коньках я не умею.
Сижу, жду, когда Матвей переобуется. Он ловко поднимается на коньках, и протягивает мне руку. Обречённо вздыхаю и подаюсь вперед встаю. И тут же валюсь в его руки.
— Ну, ну! — шепчет эта сволочь. — Чуть позже, Неженка!
Пытаюсь оттолкнуться от него, но тут, же теряю равновесие, и вцепляюсь в его руку. Он откровенно наслаждается тем, что я без него не могу и шагу ступить, а я злюсь. Снова делаю попытку отлипнуть от него.
— Просто иди, — командует он.
Я делаю шаг, второй и с его помощью мы выбираемся на лёд, на котором ещё страшнее.
Я осматриваюсь. Сколько народу. Кого только нет, и дети и взрослые. Кто просто скользит, кто выполняет фигуры, есть такие как я, стоящие в ужасе и боящиеся сделать шаг.
Матвей ловко прокатывается, и встаёт впереди, берёт меня за обе руки и тянет на себя.
— Просто сделай шаг, — говорит он.
— Я не могу!
— Можешь, — Матвей тянет меня, а себя, — просто двигай ногой!
Я злюсь на него, но рук не отнимаю, потому что тогда вообще никакой опоры не останется.