С лица Любы сошли все эмоции. Она словно замерла. Только пронзительно смотрела на него, и краснела.
Блядь! Как она краснела!
— Прости, Неженка, я…
— Я не Неженка, и не дырочка, и не белая и пушистая! — вдруг твёрдым голосом проговорила она. — Захотела и раздвинула ноги, а теперь не хочу! Так что, пока!
Она попыталась обойти его, но он поймал её за локоть, поставил перед собой.
— Уверенна? — спрашивает он.
— Уверенна, — и руку вырывает.
Ах, ты ж, блядь! Где тот характер прятался!
Матвей вышел, хлопнув дверью.
Строит из себя покладистую, а сама стерва.
Но сука, как хороша, когда злится. Так бы и загнул бы раком и отымел, что бы завыла, и забыла как звали.
Только Холод был зол. Очень зол. И сам не понимал, что его так разозлило. То, что она его сущность разглядела. Ну да он не ангел. Но для неё хотелось быть другим, лучшим. А не вышло. Да и обидел, взял её, видно по живому резанул. Сама видимо мучается, что отдалась ему нежданно-негаданно.
Холод вдавил педаль, и газанул, вывернул из двора.
Всю дорогу он думал о Любе. Прикидывая, что может всё оставить, так как есть. Скоро вернётся Машка, при мысли о которой стало тоскливо, и надо что-то решать. А Люба, пусть останется приключением. Новогодним подарком. Он же для неё все равно козел, вот пусть так и остаётся.
Вот только, как-то совсем безрадостно стало. Ещё с утра он прикидывал, что они будут делать вечером. Хотел сводить её в ресторан, а потом, долго и нежно раздевал бы её, и снова трахал бы всю ночь напролёт. Потом он вспомнил о вчерашнем минете, и его накрыло с головой. Он сидел перед домом матери, и никак не мог выпасть в реальность.
Епт! Ну какого хрена его так накрыло от этой бабы! Ну, обыкновенная же баба! Чего ему так крышу то сносит?
Пробыв у матери около часа, и решив все её проблемы, Матвей заехал на работу, опять тупо просидел в кабинете, и пошёл тренироваться.
Когда мышцы дрожали так, что казалось, сейчас отстанут от костей, он остановился, почувствовав, хоть какую-то ясность в голове.
Завалился в душ, и долго стоял под горячими струями, решая, куда ему деться. И решил бухнуть в баре. Созвонился с парочкой пацанов, и вот они уже сидят в баре, закидываясь ромом.
Матвей помнил, как они выпивали, как подкатили, к трём девахам, танцевали, смеялись, бухали. Вот только как он оказался перед дверью Любы, совершенно не помнил. Стоял и беспрерывно давил на звонок, навалившись на дверь.
Она открыла, с ужасом воззрилась на него. Стояла в какой-то нелепой закрытой пижаме. Он ввалился в дом, закрыл дверь, и она только пискнуть успела, когда он сгрёб её, и, надавив на щеки, раскрыл ей рот, и вторгся туда языком, сжал её в объятиях так, что она вскрикнула, начал срывать с неё одежду, жадно гладя такое вожделенное тело.
— Ты моя слышишь, Неженка, ты моя! Да я козёл, мудак, придурок, что тебя раньше не встретил! Что обидел тебя! Но ты моя! — он спустился ниже, встал на колени и обнял её за бёдра, уткнулся ей в живот. — Я сдохну без тебя! Если трахать тебя не буду! Если целовать не буду! Сдохну!
Она гладила его по голове, по плечам.
— Пойдем, я уложу тебя спать, — тихо, ласково говорит она, и он подчиняется, встаёт и идёт за ней, потом ждёт, пока она его разденет, и только потом снова сгребает её в объятия и падает на кровать.
— Матвей, отпусти меня, — простит она, и он разжимает руки. — Ты обидел меня, и я всё еще злюсь, так, что отпусти меня, — она встаёт.
— Чего ты хочешь? — спрашивает он. — Сердце моё хочешь? Душу?
— Ты пьян, — Люба выключает свет, — давай поговорим завтра, а теперь спи, — и она выходит, закрывает дверь.
И Матвей лежит в этой темноте, вдыхая её аромат, который витает повсюду, представляет её образ, голос вспоминает, и успокаивается. Тяжесть в груди слабеет, растекается теплотой.
Не прогнала! Оставила! Нужен!
И он успокаивается, умиротворяется и засыпает с улыбкой на губах.
* * *
Он разлепляет глаза и долго не может вспомнить, как он сюда попал.
Они же поссорились, разбежались.
Бля! Он, что по синей лавке, забрёл к ней.
Потом обрывки воспоминаний, потихоньку вплывают в сознание.
Помнит, как стоял на коленях, как сдирал с неё одежду. Ой, дурак!
Матвей встаёт и, покачиваясь, бредёт в туалет, потом в ванную, умывается, рассматривает себя в зеркало.
Рожа опухшая, глаза красные, волосы торчат в разные стороны.
Ёпт! Переборщил он вчера с ромом.
Он выходит и замирает. Видит её. Она танцует на кухне, нацепив наушники, тихо подпевает.
Такая смешная, и трогательная!
Бля! Совсем ему мозг проела, если он вот так пялиться на неё готов, и слюни пускать. Она порхает по кухне, что-то готовит. На ней тонкое простое платье до колен, волосы в хвост собраны. Обыкновенная. И в то же время особенная. Каждое её движение для него словно проигрыш на невидимых струнах его души. Она замечает его, вытаскивает наушники из ушей.
— О проснулся, — улыбается, — у тебя там телефон разрывается, ответь, может что-то серьезное, я тебя не смогла разбудить. Но некая Машка, звонит не переставая!
Заебись!
— Спасибо! — хрипит он, разворачивается, собираясь идти, да только, не особо понимает куда. — А где мой телефон?
— В прихожей, там ты вчера раздевался, пока я тебя в спальню не отвела!
— Ага! Ещё раз спасибо! — и Матвей бредёт в коридор, находит на тумбочке телефон. Пятнадцать пропущенных от Машки. Ну, вот что ей опять надо? Ну, отдыхаешь ты, так и другим не мешай.
Телефон снова оживает.
— Да, — сипит он в телефон, голос не слушается, башка трещит.
— Матюш, ну наконец-то, — верещит Машка, — а ты где?
— Дома, — врет Матвей, облокотившись на тумбу.
— Чего врешь, — Машка обиженно тянет, — нет тебя дома, потому что я дома, и тебя здесь нет!
— Блядь, а ты чего прилетела что ли? — Матвей офигел от такой новости.
— Да поменяла билеты, и вернулась на два дня раньше. А ты где?
— Да ни где! Сейчас приеду! — и Матвей отключился.
Блядь! Вот же попал, так попал! Он потер опухшие веки, пытаясь привести мысли в порядок. А они как назло не приводились.
Он оделся, зашёл в кухню.
— Люба ты прости за вчерашнее, обещаю, больше не повторится! — говорит он и видит, как улыбка стекает с её лица.
— Я пойду! Ещё раз извини, за всё! — она молчит в ответ, и он разворачивается, и идёт на выход.
Даже проводить не вышла. Может и к лучшему всё это! Это жесть так от бабы зависеть! Ловить каждое её слово, движение!
Не привык Холод к такому. Словно зависимость от неё. А от зависимости только завязка помогает.
Уже стоя на улице, и ожидая такси, он ловит её силуэт в окне, и на душе мрачнеет, становится муторно.
Матвей отворачивается, стараясь усилием воли подавить все эти не типичные ему чувства, и её образ, возникший перед взором, тоже старается стереть.
Надо завязывать!
Часть 2
1
Планёрка тянулась целый час. Кажется, обсудили уже все моменты, но нет, всплывали новые обстоятельства, а с ними и новые вопросы.
Мне не терпелось вернуться в кабинет, там меня ждал новый проект. Последний месяц только им и живу. Вдохновилась по полной, и теперь так руки зудели продолжить работу.
Новая, свежая тема. Перспективный автор. Готовила релиз книги, разрабатывая стратегию и концепцию, чуть ли не вручную. Со мной всегда так, если я увлекаюсь, то бросаюсь в омут с головой.
Я грустно улыбнулась своим мыслям.
— Так, теперь по поводу «Sport And Life», Керимова, — из задумчивости вывел наш руководитель, и главный редактор, нашего издательства Всеволод Архипович.
— А что по поводу Керимова? — тут же встрепенулась я, задетая за живое, любимым проектом.
— А по поводу Керимова, всё хорошо, Любовь Эдуардовна, видел ваши черновики и наброски, и совершенно согласен, что релиз стоит устроить именно в спортивном клубе. Свежо, модно, и в тему!