— Ваше Всезнайшество, — стиснув зубы, процедила Таммит, — если вы и правда так считаете, то, значит, несмотря на всю вашу мудрость, вы и понятия не имеете, каково это — лишиться жизни, получив взамен лишь рабство и жажду.
— Если лич не связал её дух крепко–накрепко, — произнесла Зола, — то без разницы, что она на самом деле чувствует. Я могу заставить её служить мне.
Одним плавным и быстрым движением, почти незаметным глазу, Таммит поднялась на ноги.
— Нет, повелительница. Со всем уважением, но я никогда больше не позволю заковать себя в подобные кандалы. Если вы попытаетесь заковать меня, то сначала вам придется меня уничтожить.
И меня, осознал Барерис. Как бы самоубийственно и глупо это ни было, он попытается её защитить.
— Надеюсь, ты знаешь о том, — произнесла Дмитра, — что, пусть с магией порой и возникают кое–какие проблемы, мы все равно сумеем тебя прикончить. Если на тебя обрушится наша объединенная мощь, ты и секунды не продержишься.
— Я это понимаю, — произнесла Таммит. — Но тогда вы упустите шанс нанести сокрушительный удар вашему настоящему врагу.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Неврон.
— Прежде чем проскользнуть внутрь, я слышала, как вы обсуждаете стратегию, — улыбнулась Таммит. — У вампиров тонкий слух. Ваш план хорош, но вы можете сделать его ещё лучше. Благодаря голубому пламени Сзасс Тэм потерял множество воинов, и Ксингаксу поручено работать над восстановлением численности его войск. Атаковав его лабораторию, мы сможем предотвратить это и тем самым ослабить армию северян.
— Как я понимаю, — произнесла Дмитра, — ты знаешь, где сейчас находится убежище Ксингакса и как до него добраться?
Таммит кивнула.
Барерис расположился напротив выполненной из белого мрамора статуи, изображавшей волшебника в рясе, и запел песню о морской звезде, которая решила, что сможет стать звездочкой на небесах. Баллада описывала её комические и неудачные попытки вскарабкаться на небосклон и занять причитающееся ей место среди остальных светил. Вырубленный из камня маг, казалось, хмурился, словно не одобрял подобное легкомысленное поведение.
Барерис был с ним солидарен. Он и сам уже долгие годы не позволял себе ничего подобного, и сейчас было непривычно слышать, как подобная беззаботная мелодия и веселые строки срываются с его губ. Вообще–то, это даже причиняло ему боль, и на то была причина.
Но, когда они оба были молоды, Таммит всегда смеялась над этой песней. Чуть позже из темноты появились огромные летучие мыши, и Барерис невольно сделал шаг назад.
Мыши закружились друг вокруг друга и превратились в женщину. Сейчас Таммит не носила своих доспехов, оставшись в короткой мужской кожаной куртке и штанах. Ему стало интересно, надевает ли она сейчас юбки.
— Из всех песен, что ты когда–либо написал, — произнесла она, — эта всегда нравилась мне больше всего.
Он сглотнул.
— После окончания военного совета ты просто ушла с Золой Сетракт, не сказав мне ни слова.
— И тогда ты подумал, что сможешь приманить меня своей мелодией. И вот я здесь. Чего тебе надо?
— Сперва я хочу извиниться за то, что произошло в Тазарской крепости.
— Жаль, что это не сработало.
— Не говори так. Теперь ты свободна.
— Но я все ещё мертва.
— Нет. Ксингакс наложил на тебя проклятье, но мы непременно найдем способ от него избавиться.
— И кто же мне поможет? Твои зулкиры с их ненадежной магией? Для них я более полезна, будучи вампиром.
Барерис покачал головой.
— Не понимаю тебя. Ты пришла сюда по своей воле, но все же держишься столь ожесточенно и холодно. Ведешь себя так, словно не хочешь меня видеть.
— Я не думала, что так получится. Сама я этого не видела, но в сообщениях говорилось, что голубое пламя уничтожило большую часть Грифоньего Легиона в воздухе.
— То есть ты надеялась, что я окажусь мертв?
— Да.
— Не верю.
— Я не испытываю к тебе ненависти и больше не проклинаю тебя за то, что тебе не удалось меня спасти. Но я хочу облегчить себе жизнь, и мне было бы легче существовать, если бы перед глазами постоянно не маячило напоминание о том, чего я лишилась.
— Возможно, ты лишилась не столь многого, как сама думаешь.
Таммит рассмеялась.
— Ох, поверь мне, это так. И, даже если бы я ещё была способна испытывать какие–то чувства к тому парнишке, которого обожала в детстве, где же он? Полагаю, его давно нет. Его отравила ненависть и сожаление.