— Я тоже так считал, пока не увидел тебя.
— Тебе станет легче, если ты осознаешь, что, по большей части, ничего не изменилось. Барерис и Таммит мертвы. Мы — всего лишь призраки этих людей.
Он покачал головой.
— Ты не можешь продолжать избегать меня. Ты собираешься уничтожить Ксингакса, и я тоже.
— Охотиться вместе — почему бы и нет? Только прекрати заводить беседы о вещах, которые для нас потеряны навсегда.
— Хорошо. Если ты и правда хочешь именно этого.
— Так и есть. Спокойной ночи, — она развернулась прочь.
— Погоди.
Таммит повернулась к нему.
— Я присматривал за твоим отцом и братом. Посылал им деньги. Но они оба умерли. Твой отец допился до смерти, а Раль заразился сифилисом.
Он понятия не имел, почему сообщил ей об этом в такой грубой форме. Возможно, он пытался пробиться через броню её холодности или хотел причинить ей боль, добиться того, чтобы на её лице появилась хоть какая–то человеческая эмоция, но, если и так, его ожиданиям не суждено было сбыться. Она просто пожала плечами.
Глава 4
10–26 миртула, год Голубого Пламени
За годы жизни Аот нанес на свое тело множество татуировок, дававших ему возможность при необходимости мгновенно воспользоваться заключенной в них магией, и ему было не привыкать к болезненным ощущениям от повторяющихся прикосновений иглы к коже. При обычных обстоятельствах он даже не обратил бы на это внимания.
Однако на этот раз наездник почувствовал вспышку боли, словно к его глазам и векам приложили раскаленный уголек. Он отпрянул на стуле.
— Что, во имя Черной Руки, это было?
— Простите, сэр, — сказал татуировщик. — Проблемы с магией коснулись и меня. Теперь и мне сложнее пользоваться своим искусством.
— Постарайся уж быть поосторожнее!
— Да, сэр, — художник заколебался. — Мне продолжать?
Хороший вопрос. Действительно ли Аот хотел, чтобы этот негодяй продолжал наносить на его веки и кожу вокруг глаз магические символы, призванные дарить здоровье и остроту зрения, несмотря на то, что из–за непредсказуемости волшебства результат мог оказаться совершенно противоположным?
— Да, — произнес боевой маг. Поговаривали, что этому татуировщику удалось вернуть зрение уже двоим ослепшим легионерам. Учитывая, что священники ничем не смогли ему помочь, Аот не знал, есть ли у него выбор.
Игла снова пронзила его веко, но на этот раз он не почувствовал обжигающего жара. И тут раздался вопль Яркокрылой.
Грифониха осталась ждать его снаружи. Слившись с её разумом, Аот воспользовался её глазами и увидел легионера. Этот малый выставил перед собой седло Яркокрылой, словно надеялся использовать его в качестве щита.
Оттолкнув татуировщика, Аот вскочил, поспешно пересек комнату — он уже в достаточной степени привык к окружающей обстановке, чтобы не налететь при этом на мебель — и распахнул входную дверь.
— Что тут творится?
— Этот идиот возомнил, что имеет право увести меня отсюда! — прорычала Яркокрылая.
Легионеру её слова показались лишь бессмысленным и диким воплем, и он сделал шаг назад.
— Прошу прощения за беспокойство, капитан, — произнес он, — но поступил приказ собрать всех грифонов, чьи владельцы погибли или потеряли возможность сражаться, и распределить их между теми легионерами, что ещё остались в строю, но лишились своих питомцев, или оставить в запасе. Понимаете?
Аот все прекрасно понимал. Учитывая, что во время активных боевых действий войска всегда несли потери, в военное время подобные меры были обычным делом. Но для Аота лишиться Яркокрылой значило не только потерять единственную возможность хоть как–то видеть, но и утратить часть своей собственной души. Барерис прекрасно понимал это, но, очевидно, все равно решил её забрать. Ещё одно свидетельство того, каким бездушным ублюдком он оказался и насколько фальшивой была его дружба.
— Я — боевой маг, — произнес Аот, — а Яркокрылая — мой фамильяр. Она не станет подчиняться другому наезднику.
— Я ничего об этом не знаю, сэр. У меня приказ…
— Пусть я и ранен, я все равно остаюсь твоим командиром!
— Да, сэр, но этот приказ исходит от самой Нимии Фокар.
— Это недоразумение, — послышался голос Барериса. Когда Яркокрылая повернула голову, Аот увидел барда, спешащего вниз по тропе.
Солдат нахмурился.
— Со всем уважением, сэр, она лично говорила со мной. Велела мне проследить за тем, чтобы грифон капитана Фезима не оказался исключением.