— Соберись! — прошептал шпион. — Бежать слишком поздно. Если ты попытаешься скрыться, они просто тебя убьют. — Словно демонстрируя правоту его слов, к Аоту приблизились двое кровавых орков и Красный Волшебник, чтобы о нем позаботиться.
Аот с Маларком, который держался на шаг позади, вошли в покои. Один из орков потянулся, чтобы схватить боевого мага за руку, но тот сместился в сторону и ткнул его ладонью в его же товарища. Эти двое запутались в собственных конечностях и упали.
Красный Волшебник отпрыгнул на шаг и поднял сжатую в кулак руку, на указательном пальце которой красовалось кольцо с жемчужиной. Внутри молочно–белого камня взбурлил яркий свет. Маларк скользнул между Аотом и заклинателем и покачал головой, одарив последнего пылающим взглядом. От смущения, а, может, и от испуга, волшебник заколебался.
Остальные приближенные Лазорила поспешно устремились к Аоту, чтобы преградить ему путь, но слишком медленно. Никто из них не успел помешать ему подойти к зулкиру и опуститься на колени. Маларк сделал то же самое.
Лазорил слегка наморщил лоб — это означало, что он хмурится, равно как еле заметно приподнятые уголки губ означали его улыбку.
— Итак, — произнес он, — хоть это и заняло полночи, его наконец–таки поймали.
— Нет, Ваше Всемогущество, — произнес Маларк. — Я этого не делал. Как вы, разумеется, видели, капитан Фезим повинуется вашему призыву по своей собственной воле. Ни мне, ни кому другому не пришлось его к этому принуждать.
— Он оказал сопротивление эскорту, который я за ним послал, — произнес Лазорил.
— Это было недопонимание, — сказал Маларк. — Заметьте, он разрешил ту ситуацию, не причинив никому серьезного вреда. Он слишком верный легионер, чтобы даже в миг тревоги и смущения лишить вас любого из ваших прислужников.
— Хорошо, — Лазорил перевел взгляд на Аота. — Капитан, если ты и правда такой человек, как утверждает твой спутник, верный солдат, который готов отдать жизнь, служа своим лордам, тогда позволь этим оркам сопроводить тебя до стола, и я даю слово, что постараюсь сделать дальнейшие процедуры настолько безболезненными, насколько это возможно, исходя из практических соображений. Откажись — и я заставлю тебя посредством своих заклинаний.
— Повелитель, — произнес Маларк, — со всем уважением, могу ли я спросить, зачем вы это делаете?
— Разве ты не знаешь? Это была идея твоей госпожи.
— Нет, повелитель, — солгал Маларк. — Она мне ни слова об этом не говорила.
— Тогда, полагаю, я могу объяснить. Она предложила мне исследовать этого наездника с помощью всех имеющихся в моем распоряжении инструментов и выяснить о голубом пламени все, что только возможно.
— Как я понимаю, она предложила это, когда капитан Фезим был слеп и не мог исполнять свои обычные обязанности.
— Ну да.
— Вы, Ваше Всемогущество, разумеется, уже заметили, что его зрение полностью восстановилось.
— Естественно. Я же не болван. Но его глаза продолжают светиться, и я все ещё думаю, что его изучение может оказаться полезным.
— Со всем уважением, но я думаю, что моя повелительница с этим бы не согласилась.
— Как жаль, что этим вечером она в Элтаббаре, верно? Иначе ты мог бы сбегать и спросить у неё сам. Не то чтобы я счел бы себя обязанным согласиться с её мнением, если бы оно пошло вразрез с моим собственным.
— Нет, Ваше Всемогущество, разумеется, нет. Просто капитан Фезим один из самых выдающихся офицеров Нимии Фокар…
Лазорил фыркнул.
— Он всего лишь солдат. Сейчас Грифоньим Легионом командует другой такой же солдат, и я полагаю, что он справится не хуже. Наверное, даже лучше, учитывая, что он из мулан.
— Вы правы, Барерис Анскулд тоже хороший легионер, но…
Щеки Лазорила слегка окрасились.
— Уважаемый Спрингхилл, твоя болтовня меня утомляет. Если ты продолжишь настаивать, то я могу решить, что ты не просто надоедлив, но и дерзок, и тогда, можешь быть уверен, твои связи с Дмитрой Фласс не спасут тебя от моего гнева.
Маларк заметил, что рот его пересох.
Он не боялся смерти. Но существовала немалая возможность, что у архимага на уме было что–то иное. С помощью искусства Зачарования можно было наказать человека, изуродовав и искалечив его тело и душу, но при этом оставив его в живых. И, несмотря на свои чопорные манеры, Лазорил был столь же извращенно–жесток, как и все остальные зулкиры.