— Да.., нет… Я хочу сказать…
— Решай, да или нет, и позвони мне домой, когда я приеду, — спокойно сказал он со все тем же загадочным выражением на бесстрастном, как маска, лице. Прежде чем она успела ответить, он исчез, а она осталась стоять с открытым ртом на пороге тускло освещенного парадного.
Следующий день выдался погожим. Час она ехала к матери, везя на заднем сиденье груду поздравительных открыток, и все это время ослепительное солнце било ей прямо в глаза.
Подъезжая по длинной извилистой дороге к дому, она заметила, что рабочие из бюро обслуживания деловито устанавливают на лужайке перед домом навес, и не в первый уже раз подумала о том, как мудро распорядился отец своим капиталом, обеспечив жену на всю жизнь. Ее мать могла не только продолжать жить в чудесном семейном доме, который она так любила, отец оставил ей также ежемесячный доход, позволявший вести безбедное существование. “Папа, милый папа”. Затормозив у широкого подъезда, Келси, не выходя из машины, окинула взглядом гладкую лужайку, окруженную вековыми деревьями и буйно цветущими кустарниками. “Как мне тебя не хватает!"
Ощутив знакомый приторный аромат вьющихся роз, оплетавших каменный фасад дома, она выскользнула с охапкой открыток в руках из машины навстречу запахам позднего лета.
— Келси! — Мать прямо на пороге дома стиснула ее в неистовых объятиях, будто они не виделись целых два года, а не две недели. — Как ты чудесно выглядишь, доченька!
Потребовалась не одна чашка кофе, прежде чем они закончили обмениваться последними новостями. Келси разобрала предназначенный для нее ворох открыток и бандеролей. Остаток утра пронесся в вихре лихорадочной деятельности. К середине дня все было готово к приему полусотни гостей, которые были приглашены на вечер, и, когда рабочие удалились, обещав вернуться заблаговременно перед началом празднества, обе женщины рухнули от усталости.
— Ты хорошо провела вчерашний вечер? — спросила Рут будто невзначай, когда они устроились на подушках в гамаках возле открытых стеклянных дверей гостиной, чтобы выпить еще по чашечке кофе.
— Так себе. — Келси небрежно пожала плечами. Она не намерена говорить с матерью о Маршалле. Их взгляды на этого человека диаметрально противоположны.
— Всего лишь “так себе”? — Рут недоверчиво подняла брови. — Только не говори мне, что ты предпочитаешь этого Грега настоящему мужчине, вроде Маршалла.
— Ах, Грега? — Келси взглянула на мать, и ей сразу же вспомнилось обещание, данное Маршаллу. — Знаешь, я тебе кое-что должна о нем рассказать. — (Мать восприняла рассказ гораздо лучше, чем ожидала Келси, хотя под конец ее мягкие губы поджались, а голубые глаза стали непривычно суровыми.) — Ничего страшного не произошло, — спокойно заверила ее Келси, — но я не намерена искушать судьбу еще раз.
— Еще бы! — На лбу у матери появилась угрюмая морщинка. — Жаль, что он вечером будет здесь. Полагаю, все это осложняется еще и тем, что ты работаешь у его отца?
— Я не могла пригласить всех остальных и не пригласить его, — поспешила ответить Келси. — Кроме того, пусть лучше все умрет естественной смертью, а то неприятностей не оберешься. Я просто решила, что тебе следует знать, чтобы ты не суетилась вокруг него и тому подобное. Веди себя с ним точно так же, как с остальными, — вот и все, что требуется.
Мать кивнула и устало потянулась.
— Пожалуй, если не возражаешь, я пойду вздремну полчасика наверху? — спросила она, позевывая.
— Отлично, давай, — не раздумывая, согласилась Келси. — А я, пожалуй, прилягу на коврике в розарии. Там так славно, — Мать уже закрывала за собой стеклянную дверь, когда, повинуясь безотчетному импульсу, Келси вдруг ее окликнула:
— Мам? — (Рут обернулась и вопросительно посмотрела на нее.) — Я о Маршалле. Он ведь не женат или что-нибудь в этом роде?
— “Что-нибудь в этом роде”, полагаю, у него было предостаточно, — сухо ответила мать, — но все его увлечения длились недолго. Боюсь, он убежденный холостяк. Впрочем, ему всего лишь тридцать, так что у него еще есть время. — Она как-то странно взглянула на дочь. — Знаешь, Келси, он вообще-то человек хороший.., твой отец был о нем очень высокого мнения.
"Отец не был женщиной”, — подумала про себя Келси и с напускным безразличием кивнула головой.
— Однажды он уже был женат, но это продлилось недолго, — задумчиво продолжала мать. — Случилось какое-то несчастье; твой отец знал об этом… — Она улыбнулась своей непонятной улыбкой и исчезла в доме.
Несколько минут Келси сидела неподвижно; ей казалось, будто ее с силой ударили под вздох. Неужели он был женат? Так, значит, он и в самом деле был женат. Непонятно почему, но от захлестнувшей ее волны чувств: боли, разочарования, гнева — ей стало нехорошо. Однажды он уже любил какую-то женщину настолько, что попросил ее стать спутницей жизни. Но это продлилось недолго. Она повторила жестокие слова матери слово в слово Возможно, это для него ничего не значило? Возможно, даже брак был для него игрой, которая быстро приелась, и он избавился от жены тем же способом, что и от своих любовниц? От этих мыслей голова шла кругом, и, чтобы избавиться от наваждения, она вскочила и постаралась взять себя в руки. Ей-то какое дело? Это не имеет к ней никакого отношения, и сам он тоже не имеет к ней никакого отношения.
Когда она опустилась на мягкий коврик в крохотном розарии, бывшем предметом радости и гордости ее отца, стояла невыносимая духота; небо, утром голубое, стало какого-то жемчужно-серого оттенка, а где-то высоко в знойном мареве висел слепящий диск солнца. Когда Келси, прикрыв глаза рукой, посмотрела в бездонное тусклое небо, она поняла: похоже, вот-вот разразится гроза. Она неподвижно лежала, а в душном воздухе стояло назойливое жужжание пчел, перелетавших от одного распустившегося цветка к другому; зной окутывал ее, как мягкое одеяло.
Маршалл говорит перед алтарем “Да”… Маршалл с любовью смотрит на свою жену и прижимает ее к груди… Прекрати, прекрати сейчас же! Она прижала пальцы к вискам, пытаясь прогнать видения, сменявшие друг друга перед ее мысленным взором. Это безумие; что это с нею стряслось? Он уже давным-давно не играл в ее жизни никакой роли, с чего вдруг она расстраивается? Закрыв глаза рукой, она заставила себя расслабиться, покой уединенного убежища проник в нее и убаюкал.
Спустя какое-то время она, внезапно вздрогнув, проснулась и, разомкнув тяжелые ото сна веки, почувствовала на себе горящий взгляд карих глаз Маршалла. Опершись на локоть, он лежал рядом с ней в ленивой позе; его лицо, как обычно, было неподвижно и непроницаемо. Минуту она пристально разглядывала его, не будучи уверенной, что видит его наяву. Кажется, только что он ей снился.
— Привет. — Нет, это не сон: этот низкий голос и небрежный тон нельзя спутать ни с чем. На мгновенье он, заслонив солнце, наклонился над ней и слегка коснулся губами ее губ. — С днем рожденья, Келси.
— Спасибо. — Она отвела взгляд от его загадочного лица, села, отбросив назад упавшие на лицо пряди спутанных волос, и подавила глубокий вздох. Его близость лишала ее мужества. — Как ты меня нашел?
Он чуть заметно улыбнулся:
— Обычно я нахожу то, чего хочу. Слушая его, она поменяла позу, и ее голая нога случайно коснулась его ноги. Тысяча напряженных нервов протестующе застонали, и она непроизвольно отдернула ногу.
— Я не кусаюсь. — Он уже не улыбался, темные глаза сузились. — Во всяком случае, не все время.
— Извини. — Ей удалось выжать из себя легкий смешок, но дрожащий голос выдавал ее с головой. — Я еще не до конца проснулась.
— А-а… — Он насмешливо кивнул:
— Понятно. — Он опустил руку в карман джинсов и вытащил маленькую бархатную коробочку. — Я решил, что следует привезти это сейчас и заодно узнать, приглашен ли я на вечер. — Он произнес это каким-то странным тоном, и, бросив на него настороженный взгляд, она подняла крохотную крышку и заглянула внутрь коробочки.