Кинли Макгрегор
Нежная подруга
Пролог
– Он дьявол!
В голосе Хью прозвучала такая уверенность, что Дрейвен де Монтегю, четвертый граф Рейвенсвуд, громко хмыкнул. Они стояли перед троном короля Генриха II, а брат Дрейвена и один из людей Хью – немного позади.
– Эту эпитафию он слышал уже столько раз, что сбился со счету.
Насмешливо скривив губы, Дрейвен согласился:
– Порожден адом и вскормлен сосцами демона. Больше я ни на что не претендую.
В конце концов, речь идет о его репутации. А в этой стране хаоса Дрейвен был, несомненно, первым из первых.
Два телохранителя стояли неподвижно, как статуи, по обе стороны от трона, на котором восседал король. Генрих, облаченный в одежды багрового цвета, со сверкающей при свете факелов короной на голове, переводил взгляд с одного своего дворянина на другого. Вид у него был не очень-то довольный. В жилах Дрейвена текла королевская кровь, и, чтобы обеспечить Генриху корону, пролито этой крови было достаточно, однако он понимал, что королевскому терпению есть предел, а сейчас это терпение подвергалось слишком сильному испытанию.
Хью неосмотрительно сделал шаг к трону Генриха:
– Мне бы хотелось, ваше величество, чтобы он оставил в покое мои земли. У него, несомненно, хватает и собственных владений, так что пусть он оставит Уорик в покое.
Генрих Плантагенет не тот человек, к которому можно вот так неосторожно приближаться. Этот человек сделал сам себя благодаря своей решимости и отчаянной храбрости. У этого человека много общего с Дрейвеном, и, что еще лучше, этот человек кое-чем обязан Дрейвену.
Лицо Генриха вспыхнуло яростью.
Хью торопливо отступил назад и уперся взглядом в пол, вымощенный булыжником.
Генрих взглянул на Дрейвена и вздохнул:
– Мы не понимаем, с чего началась эта распря. Ты, Дрейвен, говоришь, что он напал на тебя, а ты, Хью, говоришь, что он напал на тебя. И ни один из вас не признается, что это он спровоцировал случившееся. Это слишком похоже на поведение двух дурно воспитанных детей, подравшихся из-за игрушки и обвиняющих друг друга. Особенно от тебя, Дрейвен, мы вправе ожидать более достойного поведения.
Дрейвен огромным усилием воли заставил себя не выказать охватившего его негодования. Больше половины своей жизни он верно служил Генриху. Но при этом не был ничьей пешкой или шутом и не отвечал ни перед кем, кроме самого себя. Генрих уже давно понял это, и именно это делало Дрейвена ценным для него союзником. Их содружество выковано в битвах и в крови.
Дрейвен посмотрел Генриху прямо в глаза, как равный:
– Вам хорошо известно, мой повелитель, что я не отступлю и не склонюсь перед этим человеком, который нападает на моих крестьян и совершает набеги на мои поля. Если Хью хочет войны, то, клянусь Богом, я именно тот человек, который начнет с ним воевать.
Генрих воздел глаза к небу, словно мысленно призывал святых себе на помощь:
– Мы устали от того, что наши лорды сражаются друг с другом. Мы понимаем, что годы правления Стефана были годами смуты, но те времена прошли. Этой страной теперь правлю я, Генрих, и в моей стране будет мир. – Король посмотрел прямо на Дрейвена: – Ты понял?
– Да, сир.
Затем Генрих перевел взгляд на Хью, который продолжал рассматривать пол у себя под ногами:
– А ты?
– Да, я понял, ваше величество. Суровое лицо короля немного смягчилось.
– Вот и отлично. Но поскольку мы понимаем, что нельзя доверять двум мышам, оставшимся в поле, в то время как кошка бродит где-то в другом месте, мы должны скрепить этот договор более крепкими узами.
Дрейвена охватило тошнотворное ощущение страха. Он достаточно хорошо знал Генриха, а потому понимал, что задуманное королем не понравится ему, Дрейвену.
А Генрих продолжал:
– Поскольку ни один из вас не желает признаться, что напал первым, мы прибегнем к Соломоновой мудрости. Если у вас обоих окажется что-то такое, о чем мечтает другой, тогда, может статься, вы хорошенько подумаете, прежде чем совершать дальнейшие враждебные действия.
– Ваше величество! – воскликнул Хью. В голосе его слышалось чрезмерное волнение.
Генрих погладил свою рыжеватую бороду.
– У тебя есть дочь, не так ли, Хью?
– Да, ваше величество, у меня остались в живых еще три дочери.
Генрих кивнул, потом посмотрел на Дрейвена, который встретил его взгляд с дерзкой прямотой.
– А ты что скажешь, Дрейвен?
– У меня есть брат-бездельник, и я уже много лет хочу, чтобы меня избавили от него.
Брат Дрейвена, стоявший позади него в десяти шагах, что-то возмущенно забормотал, но благоразумно умолк, поскольку находился перед своим королем.
Генрих молчал, обдумывая сказанное. Лицо его выражало замешательство.
– Скажи нам, Саймон, – обратился он к младшему брату Дрейвена, – что самое дорогое в мире для твоего брата?
Дрейвен слегка повернулся и заметил, что внимание короля смутило Саймона.
– По правде говоря, ваше величество, он ценит только свою честь, – проговорил Саймон, склонив в вежливом поклоне перед королем голову.
– Вот как, – задумчиво произнес Генрих. – Мы знаем пределы, до которых он может дойти, чтобы не поступиться своей честью. Очень хорошо. Мы требуем, чтобы Дрейвен поклялся своей честью, что он не станет беспокоить Хью и устраивать набеги, а Хью должен отдать ему одну из своих дочерей как залог своего хорошего поведения.
– Что?! – взревел Хью так громко, что Дрейвен испугался, как бы на них не попадали балки. – Вы говорите серьезно?!
Генрих устремил гневный взгляд на Хью:
– Сэр, вы забываетесь. Вы вступаете в пререкания со своим королем, а это опасный путь.
Лицо у Хью стало краснее малинового сюрко, в который поверх доспехов был одет Дрейвен.
– Ваше величество, умоляю вас, не просите этого у меня. Мои дочери – нежные существа, не привычные к мужскому обществу. Старшая должна вскоре выйти замуж, а ее сестра – монахиня. Она постриглась в монастырь Святой Анны. Вы, конечно же, не можете требовать, чтобы они нарушили свои обеты, чтобы их взяли в заложницы на неопределенных условиях?
– Ты как будто говорил о трех дочерях?
На длинном морщинистом лице Хью появилось выражение неописуемого ужаса.
– Сир, Эмили – самая нежная из всех моих дочерей. Она дрожит при малейшем испуге. Час в обществе Рейвенсвуда – и она умрет от страха. Умоляю вас, пожалуйста, не требуйте этого.
Генрих прищурился и грозно рявкнул:
– Мы бы предпочли, чтобы вы оба оставили нам хоть какой-то выбор. Но, увы, нам начали надоедать постоянные жалобы и обвинения наших лордов. Завтра мне предстоит поездка в Хексхем, чтобы уладить очередное дело между двумя баронами, которые не могут присмотреть за собственными землями. Мы хотим только одного – мира! – Теперь во взгляде короля было больше решимости. – Хью, именно ты просил корону вмешаться в это дело. Мы высказали тебе наше решение, и пусть оно будет выполнено. И горе тому беспечному, кто посмеет перечить королю! – Генрих, помолчав, несколько успокоился и добавил: – Леди Эмили должна быть отдана под опеку Дрейвену.
Леди у него в доме! При мысли об этом Дрейвен почувствовал, что губы его невольно скривились. Его так и подмывало сказать Генриху, чтобы он оставил эту затею, но одного взгляда на короля было достаточно, чтобы в конце концов промолчать и не оспаривать его повеление.
А потом произошло самое невероятное. Хью опустился на колени перед троном и коснулся лбом каменного пола. Его желто-белого цвета сюрко раскинулся вокруг него, как лужа.
– Прошу вас, ваше величество, – умоляющим тоном проговорил Хью, – вы не можете забрать у меня дочь, заручившись всего лишь клятвой Рейвенсвуда. Умоляю вас. Эмили… в ней вся моя жизнь. Возьмите мои земли, но, пожалуйста, оставьте мне дочь.
На мгновение Дрейвену даже стало жаль этого человека, но он вспомнил о деревне, которую подожгли глухой ночью. Вспомнил женщин, изнасилованных и безжалостно убитых в своих постелях. В отместку за это он окружил бы замок Хью и разнес его на куски, но король был в долгу перед отцом Хью, и, будучи поборником короля, Дрейвен обязан был не причинять Хью вреда, если на то нет указа короля.